Послышались одобрительные возгласы. В гильдии заправляли пожилые, приверженные устоям купцы. Они если и напивались по утрам, то дома, где их никто не видел.
– Хочу дать констеблю Джону еще одного помощника, – продолжала Керис, – поручить ему арестовывать всех, кто будет замечен пьяным днем, и держать в тюрьме, пока не протрезвеют.
На это закивал даже Элфрик.
– Второй вопрос касается имущества покойных, не оставивших наследников. Сегодня утром я встретила Джозефа-кузнеца и Тоби Питерсона. Они дрались из-за трех цыплят, принадлежавших Джеку Мэрроу.
Послышались смешки. Подумать только, взрослые мужчины дерутся из-за такой ерунды.
– Вообще-то эта собственность переходит лорду, а в случае Кингсбриджа – аббатству. – Керис продумала все заранее. – Однако я не хочу копить в монастыре груды старой одежды, потому предлагаю, когда наследство оценивается менее чем в два фунта, временно отказаться от этого правила и поручить двоим ближайшим соседям запереть дом и удостовериться, что все имущество на месте. Затем наследство должен описать приходской священник, он же будет выслушивать притязания заимодавцев. Если священника не окажется поблизости, приводите людей ко мне. По уплате всех долгов имущество покойного – одежда, мебель, съестные припасы – будет поделено между соседями, а наличные деньги переданы приходской церкви.
Это предложение тоже вызвало одобрение.
– Третье. Возле «Белой лошади» я увидела тринадцатилетнюю девочку, пытавшуюся торговать собой. Ее зовут Исми, и ей нечего было есть. – Керис с упреком оглядела собравшихся. – Кто-нибудь может мне объяснить, как такое могло случиться в христианском городе? Все ее родные умерли, но разве у них не было друзей, соседей? Как можно позволить ребенку умирать от голода?
– Исми-портняжка никогда не отличалась примерным поведением, – негромко проговорил Эдвард-мясник.
– Ей всего тринадцать лет! – воскликнула Керис.
– Я просто хочу сказать, что ей, может, предлагали помощь, а она отказалась.
– С каких пор мы дозволяем детям самим принимать подобные решения? Если ребенок остался сиротой, долг каждого из нас позаботиться о нем. Разве не таковы заповеди нашей веры?
Всем людям за столом явно стало неловко.
– На будущее я прошу двух ближайших соседей приводить сирот ко мне. Тех, кого не смогут приютить друзья или соседи, примет аббатство. Девочки будут жить с сестрами, а спальню для мальчиков мы оборудуем в братском дормитории. Утром они будут учиться, а после обеда помогать по хозяйству.
Это тоже все одобрили.
– Вы закончили, мать Керис? – спросил Элфрик.
– Да, если никто не хочет обсудить подробности.
Все молча ерзали на скамьях, как будто собрание закончилось.
– Может, кто-то забыл, что я являюсь олдерменом гильдии, – произнес Элфрик. Его голос источал обиду и возмущение. Люди принялись переглядываться. – Только что на наших глазах без всякого суда приора Кингсбриджа обвинили в краже и осудили.
По зале прокатился неодобрительный ропот. Никто не считал Годвина невинной жертвой.
– А мы, как рабы, позволяем этой женщине ставить городу условия. – Элфрик, что называется, закусил удила. – Чьей властью пьяных будут сажать за решетку? Кто теперь окончательный судья в вопросах наследства? Кто будет решать участь сирот? Все она, Керис. До чего вы дошли? Или вы не мужчины?
– Нет! – крикнула Бетти Бакстер.
Послышался смех. Керис решила не вмешиваться, поскольку в этом не было необходимости. Она покосилась на епископа, гадая, одернет ли тот Элфрика. Анри хранил молчание, тоже понимая, должно быть, что Элфрик ввязался в заведомо проигрышное сражение.
Олдермен заговорил громче:
– А я утверждаю, что нельзя соглашаться на ее назначение, даже временное. Еще не хватало, чтобы настоятельница заявлялась на собрания гильдии и раздавала указания!
Люди заворчали. Двое или трое поднялись и пошли к выходу, не скрывая своего отвращения.
– Перестань, Элфрик, – посоветовал кто-то.
Но Элфрик не унимался:
– Кроме всего прочего, речь идет о женщине, обвиненной в колдовстве и приговоренной к смерти!
Теперь встали все, а один человек уже вышел за двери.
– Вернитесь! – взывал олдермен. – Я еще не закрыл собрание!
Никто не обратил на него внимания.
Керис тоже двинулась к выходу. Пропустив вперед епископа и архидьякона, она последней покинула зал и в дверях обернулась на Элфрика. Тот одиноко сидел на председательском месте.
Она ушла.
64
Минуло двенадцать лет с тех пор, как Годвин и Филемон ездили в обитель Святого Иоанна-в-Лесу. Приор помнил, какое впечатление на него произвели ухоженные поля, подстриженные изгороди, чистые сточные канавы и ровные ряды яблонь в саду. С тех пор ничего не изменилось. Как не изменился, очевидно, и Савл Белая Голова.