Мир без конца

– Я хочу с ними поговорить, – сказал приор. Савл изумленно уставился на него, но он лишь кивнул. – Отойди от окна.

Белая Голова неохотно повиновался.

– Мы не можем вас впустить. Уходите.

Савл неверяще посмотрел на приора.

– Вы отказываете в помощи больному? Мы же монахи и врачи!

– Если у этого человека чума, помочь ничем нельзя. Впустив его, мы убьем себя.

– Все в руках Божьих.

– Господь не одобряет самоубийств.

– Мы ведь не знаем, что с ним такое. Может, у него просто рука сломана.

Годвин открыл другое окошко, слева от двери, и тоже выглянул на улицу. У входа в церковь стояли шестеро мужчин разбойной наружности, а на крыльце храма виднелись носилки. Одежда на мужчинах была дорогой, но грязной, как если бы они спали прямо в лучших воскресных нарядах. Это было свойственно разбойникам, которые отнимали одежду у путников и очень быстро ее изгаживали. Все шестеро были вооружены до зубов, причем у части снаряжение составляли добротные мечи, кинжалы и длинные луки; стало быть, это воины из распущенного королем войска.

Седьмой разбойник, тот, что на носилках, обильно потел, несмотря на утренний январский морозец, из носа у него шла кровь. Сам того не желая, Годвин вдруг вспомнил свою умирающую мать в монастырском госпитале и тонкую струйку крови из ее носа, которую непрерывно подтирали. При мысли о том, что его самого может ожидать такая кончина, он перепугался настолько, что ему захотелось броситься вниз с крыши Кингсбриджского собора. Гораздо лучше умереть в мгновение ока от непереносимой боли, чем мучиться три, четыре или пять дней в безумном бреду и от сводящей с ума жажды.

– У него чума! – воскликнул Годвин и сам различил в своем голосе визгливые нотки.

Один из разбойников выступил вперед.

– Я вас знаю. Вы приор Кингсбриджа.

Годвин постарался собраться с мыслями. Со страхом и отвращением он воззрился на этого мужчину, который явно был вожаком шайки. Тот держался с высокомерной уверенностью знатного человека и когда-то был красив мужскою красотой, но после многих лет разбойничьей жизни его облик погрубел.

– А ты кто такой, чтобы ломиться в церковь и колотить в дверь, когда монахи поют псалмы Богу? – процедил приор.

– Кое-кто называет меня Тэмом Пронырой.

Из скопления монахов долетел дружный вздох. О Проныре слышали все.

– Они нас убьют! – возопил брат Жонкиль.

Савл повернулся к нему:

– Тихо! Мы умрем, когда того пожелает Господь, но не прежде.

– Да, отец.

Белая Голова вернулся к окну:

– В прошлом году вы украли у нас цыплят.

– Простите, отец, – ответил Тэм. – Мы голодали.

– А теперь просите у меня помощи?

– Сами учите, что Бог велел прощать.

Годвин потребовал от Савла:

– Дай мне все уладить!

На лице Белой Головы явственно читалась внутренняя борьба, он то стыдливо опускал взгляд, то опять вскидывал подбородок. Но в итоге Савл покорно кивнул.

Приор крикнул:

– Бог прощает тем, кто искренне раскаивается!

– Этого человека зовут Уин-лесник, он искренне раскаивается во всех своих грехах и хотел бы в церкви помолиться о выздоровлении, а коли ему не суждено исцелиться, то умереть в мире.

Один из разбойников чихнул.

Савл отошел от окна и встал, подбоченившись напротив Годвина.

– Мы не можем их прогнать!

Приор постарался говорить рассудительно.

– Слышал, как там чихнули? Неужто не понимаешь, что это значит? – Он повернулся к монахам и возвысил голос, чтобы услышали все: – Они больны! У них чума!

Братья испуганно забормотали. Отлично. Годвин и хотел их напугать. Если Белая Голова будет спорить и дальше, не исключено, что местные монахи поддержат приора.

Савл возразил:

– Мы обязаны помочь, даже если у них чума. Наша жизнь принадлежит не нам, чтобы оберегать ее, как спрятанное под землей золото. Мы предались Господу, готовые исполнять его святую волю, и он окончит наши дни, когда ему будет угодно.

– Повторяю, впустить разбойников значит совершить самоубийство. Они всех нас погубят!

– Мы люди Божьи. В смерти мы обретаем счастье воссоединения с Христом. Чего же нам бояться, отец-настоятель?

Годвин осознал, что он со стороны выглядит трусом, зато Савл предстает здравомыслящим. Он заставил себя говорить спокойно, размеренно:

– Искать смерти – грех.

– Если смерть приходит, когда мы выполняем свой долг, мы с радостью ее принимаем.

«Так можно проспорить целый день, – подумал Годвин. – Не лучший способ утвердить в обители свою власть».

Он задернул полотняную ставню.

– Закрой окно, брат Савл, и подойди ко мне. – Годвин выжидательно посмотрел на Белую Голову. Тот помедлил, но послушался. – Каковы три монашеских обета? Скажи, брат.

Савл молчал. Он догадывался, что затевает Годвин. Приор отказывался признавать в нем равного. Поначалу казалось, что Савл возмутится, но затем чувство долга взяло свое, и он перечислил:

– Нестяжания, целомудрия и послушания.

– Кому ты должен повиноваться?

– Богу, Правилам святого Бенедикта и своему приору.

– Твой приор сейчас стоит перед тобою. Ты признаешь это?

– Да.

– Надо отвечать: «Да, отец-настоятель».

– Да, отец-настоятель.

– Теперь я скажу, что делать, и ты обязан покориться. – Годвин осмотрелся. – Всем вернуться на свои места!