– Я было решил, что простудился, – поведал он, зайдя в госпиталь, – но из носа пошла кровь и никак не останавливается.
Он прижимал к лицу окровавленную тряпку.
– Я найду вам место, – ответила Керис через полотняную повязку.
– Это ведь чума, так? – спросил чужак, и Керис подивилась спокойствию и уверенности в его голосе. – Вы способны меня выле-чить?
– Обещаю только, что уложим вас поудобнее и будем за вас молиться.
– Это не поможет. Вы же сами не верите, я вижу.
Керис потрясло, с какой легкостью чужак заглянул в ее сердце.
– Что вы такое говорите? – вяло возмутилась она. – Я монахиня, мне положено верить.
– Можете сказать правду. Когда я умру?
Настоятельница посмотрела ему в глаза. Он улыбался, и эта обаятельная улыбка наверняка растопила в свое время не одно женское сердце.
– Почему вы не боитесь? Всем же страшно.
– Я не верю тому, что говорят священники. – Чужак с вызовом поглядел на нее: – Подозреваю, что вы тоже не верите.
Керис вовсе не собиралась обсуждать это с незнакомцем, пусть и со столь обаятельным.
– Почти все заболевшие чумой умирают в течение трех – пяти дней, – резко ответила она. – Некоторые выживают, но никто не знает почему.
Чужак воспринял ее слова спокойно.
– Так я и думал.
– Можете лечь вот здесь.
Он вновь одарил Керис язвительной ухмылкой:
– Это поможет?
– Если не ляжете, скоро просто упадете.
– Ладно. – Он лег на тюфяк, на который указала Керис.
Настоятельница дала ему одеяло.
– Как вас зовут?
– Тэм.
Керис изучала его черты. При всем обаянии в лице этого мужчины проглядывала суровость. «Может, он и вправду обольщает женщин, – подумалось ей, – а если те не поддаются его чарам, попросту насилует». Кожа огрубела от долгого пребывания вне помещений, а нос сделался сизым, как у пьяницы. Одежда чужака выглядела дорогой, но грязной.
– Я знаю, кто вы, – проговорила Керис. – Не боитесь кары за все ваши прегрешения?
– Если бы я в это верил, то не грешил бы. А вы не боитесь, что будете гореть в аду?
В иных обстоятельствах Керис уклонилась бы от ответа, но ей почему-то подумалось, что умирающий разбойник заслуживает знать правду.
– Полагаю, я делаю то, во что на самом деле верю. Когда я сильная и решительная, когда забочусь о детях, больных и бедных, мне кажется, я становлюсь лучше. А вот когда я жестокая и трусливая, когда обманываю или напиваюсь, то превращаюсь в человека недостойного и перестаю уважать себя. Таково небесное возмездие, в которое я верю.
Тэм задумчиво посмотрел на нее:
– Эх, повстречать бы вас лет двадцать назад.
Она преувеличенно громко фыркнула.
– Тогда мне было двенадцать лет.
Тэм многозначительно выгнул бровь.
«Достаточно», – решила она. Этот малый явно ее обхаживает, а ей это начинает нравиться.
Керис отвернулась.
– Вы смелая женщина, раз делаете такую работу. Вы можете погибнуть.
– Знаю. – Керис встретила его взгляд. – Такова моя судьба. Я не могу бросить людей, которые нуждаются в помощи.
– Ваш приор, похоже, думает иначе.
– Он исчез.
– Люди просто так не исчезают.
– Никто не знает, куда подевался приор Годвин с другими монахами.
– Почему же? Я знаю.
В конце февраля установилась теплая солнечная погода. Керис выехала из Кингсбриджа в обитель Святого Иоанна-в-Лесу на мышастом пони. Мерфин сопровождал ее на вороном кобе[79]
. В другое время при виде одинокой монахини, путешествующей в сопровождении мужчины, люди принялись бы перешептываться, но сейчас до этого никому не было дела.Нападения разбойников теперь случались реже. Лесные жители тоже пострадали от чумы. Это поведал Керис Тэм Проныра, прежде чем отойти в лучший мир. Кроме того, резкое сокращение населения обернулось нежданным изобилием снеди, вина и одежды, то есть всего того, на что обыкновенно покушались разбойники. Те из лесных жителей, кто уцелел, преспокойно заходили в опустевшие города и покинутые деревни и брали все, что им заблагорассудится.
Узнав, что Годвин находится всего в двух днях пути от Кингсбриджа, Керис поначалу расстроилась. Она-то навоображала, что он удрал далеко-далеко, откуда никогда уже не вернется. Впрочем, ее обрадовала возможность вернуть деньги и ценности аббатства, в особенности сестринские хартии, которые могли бы пригодиться при разрешении имущественных и прочих споров.
Когда (и если) они с Годвином встретятся, Керис намеревалась потребовать возвращения монастырского имущества от имени епископа. У нее было при себе письмо Анри, подтверждавшее ее полномочия. Если Годвин продолжит упираться, это станет лишним доказательством того, что он украл ценности, а вовсе не прятал в безопасном месте. Тогда епископ может прибегнуть к силе закона, чтобы все вернуть, а то и просто явиться в обитель с вооруженным отрядом.
Словом, Керис огорчило, что Годвин исчез из ее жизни не навсегда, однако она предвкушала открытую схватку с этим трусом и лгуном.