Мир без конца

– Место назначения следовало сохранить в тайне. Если бы все отправились за нами, я не добился бы желаемого.

– Тебе не следовало красть соборную утварь.

– Я не крал, а забрал ее для надежности. Она будет возвращена при первой же возможности.

– Почему ты никому не сказал, что собираешься ее взять?

– Я говорил. Писал епископу Анри. Разве он не получил мое письмо?

Керис испытывала нарастающее раздражение. Годвин что, опять рассчитывает выпутаться?

– Разумеется, нет. Никто не получал твоего письма, и я не думаю, что ты его отсылал.

– Возможно, мой гонец умер от чумы раньше, чем успел доставить письмо.

– Да? Как звали этого гонца?

– Не знаю. Поручение давал Филемон.

– А Филемона тут нет. Очень удобно. – Керис язвительно усмехнулась. – Ладно, можешь болтать что угодно, но епископ Анри обвиняет тебя в краже утвари и прислал меня потребовать ее возвращения. У меня при себе письмо, где тебе приказывают вернуть все немедленно.

– Тебе не обязательно вмешиваться. Я сам верну утварь.

– Епископ велит тебе иное.

– Мне судить, что лучше для аббатства.

– Твой отказ подтверждает кражу.

– Несомненно, я смогу убедить епископа Анри посмотреть на дело иначе.

«Беда в том, – озабоченно думала Керис, – что он действительно сможет это сделать. Годвин умеет быть убедительным, а Анри, как и большинство епископов, всячески стремится не допускать распрей». У нее возникло такое чувство, будто победа ускользает из рук.

Годвин понял, что взял верх в этом поединке, и позволил себе довольно улыбнуться. Керис разъярилась, но сказать ей больше было нечего. Она могла лишь вернуться домой и пересказать эту беседу епископу.

Она не верила происходящему. Неужто Годвин благополучно вернется в Кингсбридж и вновь займет должность приора? Посмеет показаться в соборе после всего, что учинил, после урона, нанесенного аббатству, городу и Святой Церкви? Даже если епископ примет его, горожане наверняка возмутятся. Это пугало, но в жизни, как известно, бывает всякое. Выходит, справедливости и вправду не существует?

Керис впилась в Годвина взглядом. Выражение торжества на его лице сравнимо, должно быть, с отчаянием в ее глазах.

Тут она заметила то, что в корне меняло положение дел: на верхней губе Годвина, под левой ноздрей, показалась тонкая струйка крови.

* * *

На следующее утро Годвин не встал с постели.

Керис надела полотняную маску и стала ухаживать за приором. Протирала ему лицо розовой водой, давала разбавленное вино, когда он просил пить. Дотрагиваясь до него, всякий раз после этого мыла руки в уксусе.

Кроме Годвина и Томаса в обители нашлось еще двое братьев, оба из кингсбриджских послушников. Они тоже умирали от чумы, потому Керис попросила перенести их из дормитория в церковь и ходила за ними, как за приором, тенью порхая по тусклому нефу от одного больного к другому.

Она спросила Годвина, где соборная утварь, но приор ничего не ответил.

Мерфин и Томас обыскали обитель. Перво-наперво заглянули под алтарь. По неплотно утоптанной земле было понятно, что там совсем недавно копали. Но когда вырыли яму – Томас на удивление ловко управлялся одной рукой, – ничего не обнаружили. Что бы под алтарем ни прятали, это куда-то переместили.

Осмотрели все гулкие помещения обезлюдевшего монастыря, даже забрались в холодную печь и в сухие чаны для сидра, но не нашли ни утвари, ни мощей, ни хартий.

На вторую ночь Томас, не проронив ни слова, ушел из дормитория и оставил Мерфина и Керис вдвоем. Он не позволил себе ни намека, даже не подмигнул. Признательные за его молчаливое потворство, они прижались друг к другу под кучей одеял и предались любви. Потом Керис никак не могла заснуть. Откуда-то с крыши доносилось уханье совы, а время от времени слышался писк маленьких зверьков, попавшихся птице в когти. Керис гадала, забеременеет ли снова. Она не хотела отказываться от своего призвания, но не могла противиться искушению близости с Мерфином. В конце концов она просто решила не думать о будущем.

На третий день за обедом в трапезной Томас предложил:

– Когда Годвин попросит пить, не давай ему вина, пока он не скажет, где спрятал утварь и хартии.

Керис поразмыслила. Заслуженная кара, конечно, но для Годвина это будет пытка.

– Не могу. Знаю, что ему будет поделом, но не могу. Если больной просит пить, я обязана его напоить. Это важнее всей утвари христианского мира.

– Ты сострадаешь Годвину. А вот он тебя не пожалел ни разу.

– Я превратила церковь в госпиталь, а не в пыточную камеру.

Томас как будто хотел возразить, но Мерфин помотал головой:

– Подумай, Томас, когда ты в последний раз видел утварь?

– В ночь прибытия. Она лежала в кожаных сумках и ящиках. Эту поклажу сняли с лошадей вместе с остальным скарбом и, по-моему, занесли в церковь.

– А потом?

– Больше я их не видел. Но после вечерни, когда все пошли на ужин, Годвин и Филемон остались в церкви. С ними были еще два монаха, Джули и Джон.

Керис уточнила:

– Дай угадаю. Оба молодые и сильные?

– Да.

– Верно, закопали утварь под алтарем, – сказал Мерфин. – Но когда ее успели выкопать обратно?