Все повернулись к церкви. Оттуда к ним бежал какой-то человек с выпученными глазами, изо рта у него текла кровь. Керис чуть не умерла от страха, вдруг поверив во все глупые байки про духов, но потом сообразила, что видит перед собою Годвина. Приор как-то нашел в себе силы встать со смертного одра, выбрался из церкви, заметил их факелы и теперь, одержимый безумием, бежал на свет.
Все зачарованно глядели на него.
Приор остановился у гроба, присмотрелся, кинул взгляд на разрытую могилу. В колеблющемся свете факелов Керис уловила проблеск осознания на его искаженном гримасой лице. В следующий миг Годвин будто лишился сил, рухнул прямо на холм земли подле пустой могилы брата Жонкиля и скатился вниз.
Керис, Мерфин и Томас подошли к краю ямы.
Годвин лежал на спине, глядя на них широко раскрытыми невидящими глазами.
66
Едва возвратившись в Кингсбридж, Керис опять решила уехать.
В памяти от обители Святого Иоанна-в-Лесу остались вовсе не кладбище и не тела, которые выкапывали Мерфин и Томас, а окрестные поля, на которых никто не работал. По пути домой – Мерфин ехал рядом, а Томас правил повозкой – она видела множество заброшенных полей и начала осознавать грядущие трудности.
Основные доходы аббатству приносила аренда. Крестьяне выращивали урожай и пасли скот на землях, принадлежащих аббатству, и платили за право трудиться не рыцарю или графу, а приору или настоятельнице. Обычно они доставляли в собор часть урожая – десяток мешков муки, трех овец, теленка, телегу лука, – но теперь большинство предпочитали расплачиваться деньгами.
Однако если никто не обрабатывает землю, откуда возьмется арендная плата? И чем тогда будут питаться сестры?
Соборная утварь, деньги и хартии, добытые в обители Святого Иоанна, надежно упрятали в новой тайной сокровищнице, постройку которой мать Сесилия заказала Иеремии-строителю, причем выбрала такое место, где ее было крайне сложно найти. Из всей утвари пропал только золотой подсвечник, пожертвованный цехом кингсбриджских свечников, то есть ремесленниками, которые изготавливали восковые свечи.
Керис устроила праздничную воскресную службу в честь повторного обретения мощей святого. Томасу она поручила заботы о мальчиках из сиротского приюта – многим по возрасту уже требовалась суровая мужская рука, – а сама переселилась во дворец приора, с удовольствием представляя, в какой ужас пришел бы Годвин, узнав, что в его дворце живет женщина. Покончив с этими делами, она отправилась в Аутенби.
Плодородная долина Аутен с глинистой почвой располагалась в дне пути от Кингсбриджа. Сотню лет назад ее уступил женскому монастырю некий злобный старый рыцарь, пытавшийся таким образом получить наконец прощение за грехи всей жизни. Вдоль реки Аутен по долине были разбросаны пять деревень. Оба речных берега и подножия холмов занимали пахотные земли.
Поля, разделенные на полосы, обрабатывало множество семей. Опасения Керис оправдывались: многие наделы выглядели заброшенными. Чума все изменила, но ни у кого не хватало соображения – а может, решительности и хватки – приспособиться к новым обстоятельствам. Значит, придется заняться этим самой. Керис приблизительно представляла, что от нее потребуется, а подробности решила обдумать по дороге.
Ее сопровождала сестра Джоана, молодая монахиня, лишь недавно принявшая постриг. Эта бойкая девушка напоминала саму Керис десятилетней давности, но не обликом – Джоана была черноволосой и голубоглазой, – а пытливым умом, подвергавшим сомнению все вокруг.
Сестры прибыли в крупнейшую из пяти деревень, Аутенби. Староста всей долины Уилл проживал в просторном деревянном доме возле церкви. Застать его не удалось, пришлось ехать на самое дальнее поле, где он сеял овес. Это оказался крупный мужчина с медлительными движениями. Соседняя полоса пребывала в запустении, там пробивались дикая трава и сорняки и паслись овцы.
Уилл несколько раз в год приезжал в аббатство, чаще всего за тем, чтобы передать деньги от крестьян, так что знал Керис в лицо, но явно растерялся, когда увидел монахиню в этакой глуши.
– Сестра Керис! – воскликнул он. – Что вас к нам привело?
– Я теперь мать Керис, Уилл, и приехала удостовериться, что земли обители возделываются как полагается.
– О! – Он покачал головой. – Как видите, мы делаем все, что можем, но столько ведь людей поумирало! Тяжело приходится, что там говорить. – Старосты всегда жаловались на трудные времена, но сейчас Уилл нисколько не преувеличивал.
Керис спешилась.
– Давай рассказывай.
В нескольких сотнях ярдов отсюда, на пологом склоне холма, она разглядела крестьянина, пахавшего на упряжке из восьми волов. Он остановил упряжку и с любопытством уставился на монахиню, которая двинулась в его сторону.
Уилл мало-помалу справился со смятением и, шагая рядом с Керис, проговорил:
– Конечно, служительнице Господней вроде вас не пристало разбираться в земледелии, но я постараюсь объяснить самое главное.