Мир без конца

– Если ты продаешь лошадь и у тебя двое покупателей, разве ты не продашь ее тому, кто предложит больше денег?

– Это не одно и то же.

– Как по мне, одинаково. Вот, выпей эля.

Резким движением Ральф выбил кружку из ее рук. Та упала на пол, эль пролился на солому.

– Это мои батраки.

Пальцы болели, но Керис попыталась отвлечься от боли. Она нагнулась, подняла кружку и поставила на буфет.

– Не совсем так. Если они батраки, значит, ты не дал им земли, поэтому у них есть право уйти.

– Но я их лорд, черт подери! Кроме того, на днях я предложил землю одному свободному крестьянину, а он отказался – дескать, в аббатстве условия выгоднее.

– Вспомни про лошадь, Ральф. Мне нужны люди, и я даю им то, чего они хотят.

– Ты женщина и потому не в состоянии все продумать. Кончится ведь тем, что за ту же работу тех же крестьян больше платить придется всем.

– Не обязательно. Повышенная плата может привлечь тех, кто сейчас вообще не имеет работы, – тех же разбойников или бродяг, что кормятся брошенным добром в вымерших от чумы деревнях. Из нынешних батраков вполне могут выйти арендаторы, и работать они будут усерднее, потому что станут возделывать собственную землю.

Ральф ударил кулаком по столу, и Керис невольно моргнула.

– Ты не имеешь права менять обычаи!

– А мне кажется, имею.

Ральф схватил ее за ворот балахона.

– Я этого так не оставлю!

– Убери руки, грубый мужлан!

В этот миг вошел брат Томас.

– Вы посылали за мной, мать… Эй, что здесь происходит?

Он быстро пересек комнату, и Ральф отпустил балахон Керис с такой поспешностью, будто тот вдруг загорелся. Томас был безоружен и однорук, но однажды уже одолел Ральфа, и лорд опасался монаха.

Ральф сделал шаг назад, поняв, что выдал свой страх, и пристыженно отвернулся.

– Мы закончили! – громко произнес он, отходя к дверям.

– То, что я делаю в Аутенби и в других местах, совершенно законно, Ральф, – сказала Керис.

– Ты нарушаешь заведенные порядки!

– Закон этого не запрещает.

Алан открыл дверь перед лордом.

– Поживем – увидим! – бросил Ральф и вышел.

67

В марте Гвенда и Вулфрик посреди недели отправились со старостой Нейтом на рынок в маленький городок Нортвуд.

Они трудились теперь на лорда Ральфа. Обоих пока щадила чума, но несколько батраков Ральфа умерли, ему понадобились рабочие руки, и староста Уигли предложил нанять этих двоих. Староста платил достойное жалованье, а вот Перкин отделывался исключительно едой.

Правда, когда батраки объявили, что переходят к Ральфу, Перкин вдруг выяснил, что тоже может позволить себе платить им жалованье, но было уже поздно.

В рыночный день они нагрузили подводу бревнами из господского леса для продажи в Нортвуде, где с незапамятных времен имелся дровяной рынок. Сэм и Дэвид отправились с родителями, так как за ними некому было приглядеть. Мать Гвенды умерла два года назад, а папаше она бы своих детей все равно не доверила.

С ними заодно на рынок двинулись другие жители Уигли. Отцу Гаспару требовались семена для огорода, а Джоби, отец Гвенды, рассчитывал продать свежепойманных кроликов.

Низкорослый горбун Нейт торговался с покупателями, поскольку увечье не позволяло ему таскать тяжести. Вулфрику и Гвенде выпало сгружать бревна. В полдень староста дал им пенни на обед в таверне «Старый дуб» на городской площади. Они заказали вареный окорок с пореем и разделили еду с сыновьями. Восьмилетний Дэвид ел по-детски немного, зато быстро подраставший десятилетний Сэм был все время голоден.

За обедом Гвенда случайно подслушала один разговор.

Компания бедно одетых молодых людей в углу пила эль из больших кружек. Среди них выделялся парень с густой светло-русой бородой, облаченный в дорогую одежду зажиточного крестьянина или деревенского ремесленника – кожаные штаны, добротные башмаки и новую шапку. Он бросил фразу, что заставила Гвенду навострить уши:

– Мы в Аутенби платим батракам по два пенса в день.

Она прислушалась, но разбирала лишь отдельные слова. Услышала, что некоторые наниматели платят больше привычного пенни, поскольку рабочих рук после чумы не хватает. Это было слишком хорошо, чтобы поверить сразу и безоговорочно.

Гвенда не стала ничего говорить Вулфрику, но, когда прозвучали эти волшебные слова, ее сердце забилось чаще. Столько лет ее семья влачила жалкое существование. Неужели жизнь наконец-то станет лучше?

Нужно разузнать поподробнее.

Пообедав, они сели на лавочку у крыльца, наблюдая, как сыновья и другие дети бегают вокруг огромного дерева, от которое таверна получила свое название.

– Вулфрик, – тихо позвала Гвенда, – что, если мы будем получать каждый по два пенса в день?

– Как это?

– В Аутенби. – Она рассказала мужу то, что услышала. – А вдруг это начало новой жизни для нас?

– Значит, отцовская земля мне так и не достанется?

Гвенде захотелось чем-нибудь его огреть. Неужто он до сих пор верит в чудеса? Нельзя же быть таким глупцом?

– Прошло двенадцать лет, – сказала она ровно. – Власть Ральфа изрядно окрепла. Он ни разу не дал понять, что простил тебя. По-твоему, есть надежда, что рано или поздно он смягчится?

Вулфрик не ответил на этот вопрос.

– Где мы будем жить?