Мир без конца

Эрлкасл ничуть не изменился. Двенадцать лет назад, припомнилось Мерфину, граф хотел поручить ему снести старую башню и возвести новый современный дворец, более подобающий вельможе и уместный в мирное время, но он отказался ради строительства моста в Кингсбридже. Похоже, с тех пор о новой башне благополучно позабыли: за привычной стеной восьмеркой и двумя подъемными мостами возвышалась старинная башня, где по-прежнему проживала графская семья, этакие перепуганные кролики, что отсиживаются в норе, не догадываясь, что лиса давно ушла. Должно быть, нынешний Эрлкасл во многом оставался таким же, каким был в дни леди Алины и Джека Строителя.

Мерфин приехал вместе с Керис, которую пригласила графиня, леди Филиппа. Граф Уильям заболел, и Филиппа сочла, что это может быть чума. Керис сильно огорчилась. Она-то думала, что хворь отступила, ведь за последние шесть недель в Кингсбридже никто не умер от чумы.

Выехали немедленно, однако гонцу потребовалось два дня, чтобы добраться из Эрлкасла до Кингсбриджа, а еще два дня у них самих ушло на дорогу. Не исключено, что граф успел умереть или находится при смерти.

– Я смогу разве что напоить его маковым настоем и немного облегчить предсмертные муки, – жалобно проговорила Керис.

– Ты делаешь больше, – возразил Мерфин. – Твое появление утешает людей. Ты держишься уверенно, знаешь, что делаешь, объясняешь понятно – про опухоли, горячку и боль – и не пытаешься пустить пыль в глаза умными рассуждениями о гуморах. А ведь от таких рассуждений обычно еще сильнее пугаются. Когда ты рядом, люди чувствуют, что о них заботятся, и этого вполне достаточно.

– Надеюсь, ты прав.

Мерфин думал, что она зря скромничает. Он не раз видел, как охваченный страхом мужчина или женщина успокаивается, стоит Керис оказаться поблизости, и снова становится разумным человеком, способным справиться с любой бедой.

За то время, пока в округе бушевала чума, врожденный дар Керис к врачеванию дополнила разошедшаяся окрест слава, что приписывала настоятельнице едва ли не сверхъестественные способности. На многие мили вокруг было известно, что она со своими монахинями продолжает, рискуя жизнью, ухаживать за больными, даже пускай монахи бежали. Люди считали Керис святой.

В замке царило уныние. Те, у кого имелись повседневные обязанности, выполняли их – носили дрова и воду, кормили лошадей, точили оружие, пекли хлеб и рубили мясо. Остальные же – писари, воины, гонцы – изнывали от безделья и ждали вестей из графских покоев.

Грачи загомонили, словно язвительно приветствуя Керис и Мерфина, когда те пересекали второй мост. Отец Мерфина, сэр Джеральд, всегда утверждал, что ведет свой род от сына леди Алины и Джека Строителя графа Томаса. Считая ступени на лестнице, что вела в большой зал, и стараясь не поскользнуться на гладком камне, истертом тысячами ног, Мерфин размышлял о том, что его предки тоже, возможно, ходили по этим древним камням. Для него подобное наследие мало что значило: вызывало, быть может, слабое любопытство, – а вот Ральф был одержим стремлением возродить былую славу семейства.

Керис шла впереди, и, наблюдая за ее походкой, за бедрами, что покачивались при каждом шаге, Мерфин не сдержал улыбки. Его расстраивало, что у них нет возможности проводить вместе каждую ночь, и оттого редкие встречи наедине казались еще более радостными. Вчера они наслаждались друг другом на лесной поляне под весенним солнышком, а лошади паслись неподалеку, не обращая на их возню никакого внимания.

Отношения у них складывались странно, но Керис, впрочем, никак не назовешь обыкновенной женщиной: настоятельница, которая сомневается во многих церковных догматах; признанная целительница, не доверяющая той медицине, которую применяли врачи; монахиня, жадно отдающаяся возлюбленному при любой возможности… «Если хочешь обычных отношений, – думал Мерфин, – нужно встречаться с другой женщиной».

В зале оказалось многолюдно. Кто-то трудился: раскладывал на полу свежую солому, разжигал огонь, накрывал стол к обеду, – а кто-то просто ждал. В дальнем конце длинного зала, у подножия лестницы, что вела в личные покои графа, Мерфин увидел хорошо одетую девушку лет пятнадцати. Заметив гостей, она встала и двинулась к ним. По величавой поступи он сообразил, что это, должно быть, дочь леди Филиппы. Подобно матери, она была высокой и ладной, ее фигура напоминала очертаниями песочные часы.

– Я леди Одила, – представилась она чуть надменно, в точности как Филиппа; чувства, которые она испытывала, выдавали только покрасневшие и опухшие от слез глаза. – Вы, наверное, мать Керис? Спасибо, что приехали навестить отца.

– Я олдермен Кингсбриджа Мерфин-строитель, – произнес Мерфин. – Как себя чувствует граф Уильям?

– Очень плох, слегли и оба моих брата.

Мерфину вспомнилось, что у графа с графиней было двое сыновей в возрасте около двадцати лет.

– Матушка просила немедленно провести госпожу настоятельницу к ним.

– Разумеется, – сказала Керис.

Одила пошла вверх по лестнице. Керис достала из кошеля полотняную тряпку, прикрыла ею нос и рот и двинулась следом.