Многосторонняя дипломатия в биполярной системе международных отношений

История, исторические факты, каждый в отдельности и в совокупности – это «нечто, – как говорил Люсьен Февр, – подлежащее объяснению. Пониманию. И стало быть осмыслению». И продолжал: «Историк, отказывающийся осмыслить тот или иной человеческий факт, историк, проповедующий слепое и безоговорочное подчинение фактам, словно они не были сфабрикованы им самим, не были заранее избраны во всех значениях этого слова (а он не может не избирать их), – такой историк может считаться разве что подмастерьем, пусть даже превосходным. Но звания историка он не заслуживает»

[1083]. Это глубокое суждение великого историка еще раз подтверждает оправданность заметного перенесения акцентов в изучении истории холодной войны (и в особенности ее раннего периода) на проблемы осмысления накопленных знаний, в контексте новой познавательной ситуации, их перепроверки опытом и новыми архивными материалами, критического отбора идей, их соотнесения с наследием прошлого и запросами современности.

Историография холодной войны огромна и многолика. Она имеет национальный колорит и разнонаправленное назначение, а также свойство к расширению за счет прибавления все новых и новых сегментов и объектов изучения. Любой ее обстоятельный обзор сопряжен с большими трудностями и, в сущности, неосуществим, если даже стремиться привлечь только наиболее значительные труды, в особенности те, в которых рассматривается сложный узел взаимоотношений сверхдержав и третьих стран в послевоенном мире[1084]

. Данное обстоятельство объясняет, почему нами избрано, так сказать, выборочное рассмотрение некоторых, по нашему мнению, наиболее значительных трудов современных зарубежных авторов, отмеченных новизной и концептуальной цельностью и заслуженно признанных креативными и провоцирующими.

* * *

Одним из самых последних, подлинно значительных сочинений на тему об исторической эпохе холодной войны и выхода из нее стали опубликованные в 2007 г. «Дневники» американского историка высочайшего класса и одновременно политического деятеля А. М. Шлезингера-младшего за 1952–2000 гг.[1085] Острокритическим, часто уничтожающим, волнующим и монументальным назвала это произведение критик из «Нью-Йорк таймс» Жаннет Маслин. И все прочитавшие запоем эту книгу рецензенты отмечают, что Шлезингер очень часто, не оглядываясь на авторитеты и игнорируя всевозможные опасности для своей собственной репутации, вторгается в «запретные зоны», о которых широкая публика пребывала в неведении или была осведомлена крайне скупо. Определяя сквозную идею своего общения с потомками посредством адресованных им аналитических заметок о прожитом, Шлезингер намеренно уходит от похвалы «своей» стране, правящей элите и самому себе по случаю тех или иных событий или своего участия в них. Десятилетиями находясь в гуще политической деятельности, часто в той или иной мере влияя на формирование внутренней и внешней политики США, Шлезингер трезво оценивал реалии обстановки как в мире, так и внутри страны, резко негативно расценивая разрыв страны с курсом Ф. Рузвельта на сохранение широкого международного сотрудничества и модернизацию внутренней жизни посредством последовательного обновления основ общественного уклада.

С позиции такого видения Шлезингер обозначает свое понимание причин и различных факторов, способствовавших переходу от коалиционной войны с гитлеризмом в постялтинский мир с его конфронтацией, нагнетанием страхов, дипломатической игрой на «обнуление» влияния идеологического соперника в Европе, в странах «третьего мира», подрывной работой спецслужб и бесконечным перетягиванием каната в международных организациях. Вплоть до 1960-х гг., признает он, слово «переговоры» пользовалось в США самой дурной репутацией[1086]

. Фаза дипломатии и политических решений наступила с приходом в Белый дом Дж. Кеннеди. Именно тогда дипломатия США проявила известную гибкость, опережая Москву в налаживании деловых и культурных контактов с бывшими колониальными и зависимыми странами. Преимущество Соединенных Штатов состояло в том, что в Вашингтоне первыми заметили (после десятилетия циничного манипулирования странами-сателлитами) ошибочность и опасность сохранения отношений вассальной зависимости со стороны традиционных своих «клиентов», их неравноправия и униженности в системе блоков, созданных Америкой. Шлезингер отмечает, что Кеннеди был первым послевоенным президентом, кто распорядился покончить с наделением послов США полномочиями домоуправителей при марионеточных президентах и главарях хунт в Центральной и Южной Америке[1087].