Модэ

Мальчики вскочили, кто-то выхватил из костра тлеющую головешку и ткнул ею в темноту.

Вдруг откуда ни возьмись вышел огромный пес, отливающий серебром в свете огня. Мальчишки закричали, сбились в кучу, затоптав костер, лошади заржали и захрапели, но Див отчего-то остался спокоен. Тогда паралат поднял руку в знак приветствия и выехал вперед.

«Это бактриец!» – Ашпокай сразу узнал лошадиное печальное лицо и перстень на руке ашавана, такой же, как у Михры.

– Мы помним бактрийца Салма, – произнес он.

Лицо вожака прояснилось.

– Да, Салм зовут меня, – отозвался бактриец. – Я вольный степняк. А это, – он указал на маячившие позади фигуры, – это моя ватага. А вы кто такие? Кажется, ты…

Он, похоже, узнал их теперь, это был он, точно он, только в одежде паралата, но такой же вздорный и угрюмый.

«Салм… ящерица, – только и подумал Ашпокай, – какое все-таки дрянное он себе подобрал имя».

– Ты убил паралата! – закричал Соша, хватаясь за бок. – И сейчас ты в его одеждах!

– Паралат сам отраву выпил, – отозвался кто-то из-за спины бактрийца. – Позор паралата пережил его самого. Мы лишь привязали тело, как велит наш господь Ахура-Мазда.

«Ахура… Мазда… – пронеслось в голове Ашпокая. – Что это – сон? Похоже на сон, этот ашаван… бактриец… или кто он такой? Все перепуталось…»

– Когда паралат сделал то, что он сделал, – произнес бактриец, – его же ватага все и растащила. Нам почти ничего не досталось. Первым делом они весь скот угнали и всех лошадей. Кто-то замешкался – не поделили ватажники одежду и оружие, подрались. Тут мы их и застали. Они всё побросали и кинулись наутек. А тело паралата оставили на земле.

– Быть… не может! – проговорил Ашпокай. – Быть не может!

– Хватит слов, – сказал Салм властно. – Вы с нами пойдете. У вас нет выбора.

Молодые волки загалдели, кто-то сжал кулаки, кто-то схватился за чекан.

– Нет! Выбора! – повторил Ашпокай, тут же повернулся к ребятам и крикнул: – Слушайте меня, волки! Я брат Михры и говорю от имени вашего вожака. Мы поедем с этим Салмом. Мы знаем его – я, Соша и… Инисмей тоже… Он хороший человек, даю слово!

И волчата послушались его. Наверное, они так устали, так оголодали, что готовы были подчиниться любому приказу. А может быть, они увидели в нескладном рыжем Ашпокае наконец Михру или тень его. Сам себе Ашпокай казался в тот миг взрослым и решительным.

– Веди, Салм, – сказал он. – Мы тебе верим. У нас нет выбора.

* * *

Снова и снова приходит Модэ в кибитку и заводит с пленником короткий разговор:

– Денег хочешь? Табуны хочешь? Женщин хочешь?

Говорит он на языке юэчжи хорошо, без запинки. Белобрысый великан поднимает голову и, глядя мимо царевича, произносит одно короткое слово:

– Нон.

«Нон» – значит «нет» у юэчжи. И Модэ, не говоря больше ничего, уходит. А белобрысого великана снова бьют. Почти всегда это делает немой Караш, он бьет беззлобно, привычно, юэчжи только рот раскрывает – воздуха перехватить.

Потом пленник забывается, но Караш еще долго сидит возле него и с каким-то звериным любопытством вглядывается в длинное худое лицо чужака. Непонятно, какие мысли гуляют в голове Караша, да и есть ли вообще в ней мысли, или только голодный вздор. Потом Караш уходит, и прекращается все. До следующего визита царевича.

А темник Модэ ночь не спит, мается: то мчится в холодном воздухе по равнине, коня изводит, пока тот не начинает храпеть, то вдруг свистит и щелкает плетью:

– Эй, конокрады! Принесите мне араки побольше!

И тут же приносят ему араку, но он смотрит на нее, кривится и выплескивает все на землю.

– Отравить вздумали? Споить вздумали? Пошли! Пошли! – и гонит от себя слуг плетью.

И нет рядом Чию, который успокоил бы Модэ. Он пропал сразу после боя, сгинул куда-то, старый воробей, и царевич досадовал на него за это.

Благодаря военному искусству Модэ разбил юэчжи и паралата обратил в бегство. Хунну истребили десятую часть вражьего войска, а сами не потеряли и четырех сотен – как старик и предсказывал.

Но Модэ злился. Модэ беспокоился, и всем было худо от его беспокойства. У отца он был нелюбимым сыном. Шаньюй всегда недобро, с опаской смотрел на дерзкого старшего сына, младшего же, рожденного княжной из бедного рода, окружал заботой и лаской. Послушным был младший сын.

– Отец, почему мы столько платим Поднебесной за хлеб? – еще мальчишкой спрашивал Модэ. – Мы можем просто прийти и забрать все, что нужно!

– Молчи. Не дорос мне советовать, – отвечал шаньюй. – Мы только начали спокойно жить. Зачем нам воевать? Ваны Поднебесной объединились, у них теперь один правитель. Нам с ними не спорить.