Модэ

Их было видно издали – задолго до того, как появились их неясные тени, над землей стояли столбы пыли. Они налетели с трех сторон, окружили ватажников, гикая и улюлюкая. Они стреляли в землю, одна стрела вонзилась возле копыт Рахши, но огромный конь только втянул презрительно воздух и фыркнул.

– Это, наверное, люди Хушана, – крикнул Шак. – И вправду жалкий у них вид, я один разметал бы эту шайку.

Ашпокай молча согласился с его словами. На всадниках были негодные одежды: кожа на панцирях раскисла, из прорех торчали пучки войлока, поршни и шаровары были зелены от липкого конского навоза, на головах – странные уборы из бараньих черепов и обрывков руна. Черенки их стрел были вымазаны сажей, никаких знаков Ашпокай не разглядел. Так вымарывали свои стрелы караванщики Салма и прочий разбойный люд.

Наконец всадники успокоились. Один из них, тот, на чьем кафтане болталось множество медных колец, заговорил на малопонятном воровском наречии. «Горцы так не говорят», – подумал Ашпокай. Он с трудом разбирал слова – речь человека была очень быстрой:

– Кто вы такие? Вы пастухи? Почему не сняли шапки? У нас положено снимать шапки.

Салм отвечал ему на том же наречии, так же быстро и непонятно. Но главное Ашпокай уловил: Салм и его ватага желают наняться на службу к князю Хушану.

– Служба у Хушана хороша, – ответил человек с медными кольцами. – Немного делов – что ни день, жрешь да спишь.

Его приятели расхохотались, кто-то лихо закружился на коне, подняв пыльный вихрь.

– Ну и веселье, конечно, – продолжил вожак; его рот сложился в гадкую улыбку, и Ашпокая передернуло. – Вот только князю новые воины не нужны. Ему и нас хватает. Поворачивайте лучше назад.

И снова люди в безобразных уборах загоготали. «Да это же сплошь воры и душегубы, – удивлялся Ашпокай. – Правду старик говорил! Вот какие витязи служат Хушану!»

Салм поднял голову и встретил взгляд вожака. Нет, не встретил – рубанул взглядом по его заплывшим, пьяненьким глазам. Только потом Ашпокай понял, что в это бактриец вложил последние силы. Но их хватило – вожак отпрянул, конь под ним беспокойно переступил с ноги на ногу, и в наступившем молчании все услышали голос Салма:

– Мы народ бывалый. К разным делам приспособленный. Отведи нас к своему князю – там и посмотрим, с кем ему будет веселей.

Ответа не было. Вожак изучал заострившееся, серое лицо Салма.

– Чего молчишь? – спросил Салм, и голос его прозвучал неприятно – как будто камень бросили в пустой медный котел.

– Поезжайте за нами, – медленно произнес вожак. – Только держитесь от нас на полет стрелы…

Стойбище находилось в просторном сизом ущелье. С двух концов ущелье запирал высокий вал с каменными зубьями и кедровыми кольями, торчавшими из земли, как зубы из драконьей пасти.

Возле самого вала Салм остановил коня и начертил в воздухе знак, отгоняющий зло.

– Арима-а-а-ан, – сдавленно простонал он, нахлобучивая башлык на глаза.

С кольев на толстых веревках свисали кабаньи челюсти. На желтых костях еще остались черные знаки крови.

– Здесь все пропахло недобрым колдовством, – проворчал Шак. – И сейчас мы им дышим.

Ашпокай молча рассматривал ограду. Ему сделалось зябко, хоть солнце светило вовсю. Он знал, для Кого развешены здесь эти челюсти. В памяти один за другим всплыли имена, которые давали Ему люди: «Не-бог-не-человек-без-плеч-без-ног-Стужа-Поглотитель-Змей-Он».

– Князь от смерти, что ли, хочет откупиться? – проговорил Салм едва слышно.

В стойбище было немного людей. Куда ни глянь, стояли пустые юрты, разоренные сорным ветром. Кое-где, правда, возились чумазые детишки да расхаживали тоскливые бледные бабы. «Нет жизни мне между землей и небом, – охнула одна замученная, иссохшая женщина, увидев ватажников. – Еще приехали кровопийцы! Больше этого не могу терпеть». Тут же трое пьяных мужиков схватили ее за волосы и потащили куда-то, гогоча и перебраниваясь.

Много грязи было вокруг, много объедков и людских нечистот. Поначалу Ашпокай отворачивался от этой гнусности, но скоро свыкся и перестал ее замечать.

С другим не мог примириться юный степняк: коней здесь держали в тесных загонах. Их было больше, чем могло вместить стойбище. Они волновались, ходили кругами, били копытами поскотину, сложенную из плоских камней и стволов лиственницы. Сквозь прорехи в ограде Ашпокай видел их грустные глаза, розовые и черные губы, жующие тугую, звонкую слюну. Это были добрые кони – тем удивительнее они выглядели здесь, среди грязи и разброда. Они хотели на волю, хотели кочевать. Им тесно было в ущелье, где воздух задохнулся от человеческого пота. Но глупые, злые люди стреножили их, заперли в поскотине, где стояли они теперь в грязи по самые бабки.

Проезжая мимо одного такого загона, Ашпокай по велению незнакомой силы приблизился к ограде и тихо произнес: «Вас освободят». Ничего больше не мог он сказать и сделать для лошадей, но и этих слов было достаточно. Они как будто поняли его, подняли уши и с волнением разглядывали чужаков.