Модэ

– Кто стрелял? Кто стрелял?

– Это Модэ! Модэ!

– Это чжучи-князь! Это он! – уже кричали те, кого Модэ подкупил.

Засвистели стрелы, столкнулись где-то всадники, Модэ хлестал коня, вертелся на месте, затравленно озираясь, – батыры шаньюя взяли его в кольцо.

– Пошли вон! Вон пошли, шелудивые! – кричал он. – Не сметь!

– Убил! Отца убил! – кричали всадники, вокруг уже начиналась свалка, чжучи-князь сгинул куда-то, тут и там мелькали красные хвосты на шлемах.

Модэ был окружен. Батыры шаньюя еще не осмеливались приблизиться к нему, кони их топтались нерешительно. Но вот один из воинов поднял палицу и двинулся на Модэ. Тот рубанул по воздуху мечом, попятился. Отступать было некуда.

Батыр надвигался на него тяжело, медленно. Модэ его хорошо знал. Он был тучен, этот старый воин, силен и послушен, как вол, – он и был для шаньюя волом. Тот поручал батыру расправляться с самыми страшными своими врагами.

Мелькнуло что-то, сверкнула полоска железа, и круглая голова батыра покатилась по земле. Белобрысый юэчжи на громадном коне вырос стеной перед Модэ. Кони хунну шарахнулись в стороны. Модэ засмеялся, рванул на опешивших батыров, обрушил на них меч. Левой рукой он раскручивал хлыст, разил им направо и налево, рассекал лица и шеи – страшен был теперь Модэ. Кольцо распалось, юэчжи разогнал батыров в стороны.

– Быстрее! – кричал Модэ. – Нужно вернуться в царский курень прежде чжучи-князя!

– Я схвачу его, – рыкнул юэчжи. – Я схвачу его для тебя, господин.

Модэ не слышал, он уже улюлюкал, собирая своих всадников. Шаньюй лежал на земле, стрелы гребенкой торчали из его спины. О нем все забыли в этой пыли и суматохе.

Юэчжи мчался по равнине, и конь его затаптывал свежие следы, следы Ичиса. Испуганный мальчишка поскакал прочь, не разбирая дороги, воины бросили его – смешались в бою с всадниками Модэ.

Кермес догонял юного князя, он видел его впереди, взбирающегося на холм на уставшем аргамаке. И сразу все было кончено: вот Ичис остановился, выпрямился навстречу юэчжи, Кермес увидел его сгоревшее дочерна лицо, гордое, вымученное, – видно было, что мальчишка силой задавил в себе страх.

Сначала юэчжи хотел на лету сорвать его с коня и связать, как ягненка, но отчего-то передумал и остановился на расстоянии в треть полета стрелы.

Некоторое время они стояли друг против друга и молчали. Юэчжи изучал лицо чжучи-князя, чжучи-князь смотрел на юэчжи брезгливо, как на мертвую птицу.

– Ты что же, не боишься меня? – спросил юэчжи. – Меня нужно бояться!

– У тебя нет души. Бояться тебя стыдно, – ответил Ичис. – Я убегал, думая, что за мной гонится человек. Но теперь я вижу: бояться тебя – это все равно что бояться темноты, как маленькие дети, а я – чжучи-князь.

– Почему ты решил, что у меня нет души? – какая-то жилка дрогнула на лице юэчжи, когда он это говорил.

– Ты служишь моему старшему брату… Как те остальные. Все, кто служат ему, лишаются души. Или они никогда ее не имели и потому прибились к нему. Я еще не понимаю всего, но чувствую: вы как пустые воловьи шкуры.

– Я тебе не шкура! – крикнул Кермес.

– Ты сам все знаешь, – говорил чжучи-князь спокойно. – Ты только что убил моего отца, и у тебя руки в крови. Я одного не могу понять: из остальных Модэ вытянул душу страхом, а из тебя как?

– Из меня… – юэчжи закружился на месте, конь поднял голову, громко всхрапнув – на его черно-красных губах блестела густая слюна.

– Из тебя. Ты ведь сам ее отдал?

– Сам, – сказал юэчжи. – Я сам от нее отказался. Теперь я Кермес, для вас – всего лишь призрак. Я видел сон. Про твой народ… Я увидел мир на много лет вперед. Твой народ в образе черного коня прошагал по земле и далеко на западе растоптал страшного паука, разметал его царство, избавив всех людей от страха перед ним. Ко мне явился бог и сказал, что я должен пролить кровь, чтобы сбылось это, чтобы не стало паука… А еще я получил кольцо, – Кермес подъехал к Ичису совсем близко и показал перстень на указательном пальце. – Это знак, что я должен кровь пролить. Теперь я знаю чью.

– Мою? Мою кровь? – тихо спросил чжучи-князь.

– Да. Твою. Модэ должен жить, а ты и я – пропасть. Иначе не умрет паук и люди по всей земле будут страдать.

– Ты сошел с ума, юэчжи.

– Наверное, сошел.

– Ты не отпустишь меня, – сказал Ичис тихо. – Тут и просить нечего: для тебя я как жертвенный ягненок.

Наступило молчание. Они не смотрели теперь друг на друга. Лицо мальчишки побледнело и заострилось от смертной тоски.

– Я отведу тебя к брату, – сказал наконец Кермес.

– Нет, – проговорил чжучи-князь, глядя юэчжи в глаза. – Пускай все случится здесь! Если была у тебя когда-то душа, сделай все здесь!

Лицо Кермеса тоже исказилось. Он шумно втянул сквозь зубы воздух.

– Я не могу. Твой брат будет ждать нас в курене.

И он взял коня чжучи-князя под уздцы. Царевич не сопротивлялся, только произнес:

– Ты сошел с ума, юэчжи. Но если то, что ты сказал, – правда, я пропаду не зря.

Юэчжи ничего на это не ответил. Он щурился от северного ветра.