Модэ

Войско Лаошаня шло вперед, до поры не встречая преград. Не стало в степи и на холмах пастухов, исчезли колодцы и коновязи. Степь вымерла перед Лаошанем. Где-то на холмах ждал его паралат Вэрагна, но ему уже некого было защищать, да и войско его было невелико. Кажется, воины-юэчжи просто ждали своей смерти. В степях говорили: стоит ли биться, не лучше ли паралату со своим народом уступить холмы хунну? Все эти досужие толки прекращались довольно быстро. Все знали: Вэрагна не повернется к хунну спиной. Вэрагна был героем.

Модэ послал с Лаошанем своего верного телохранителя, Кермеса. Юэчжи с годами стал грузен и рыхл, лицо его покрылось царапинами и морщинами и сделалось похоже на сырое тесто. Но он, как и прежде, был ужасно силен. Новый конь был у него – рыжий аргамак, злобный, быстрый, его Кермес не любил и стегал плеткой нещадно.

Лаошаню Кермес не нравился – это был человек шаньюя, человек Модэ, верный палач. Знал чжучи-князь: до поры до времени юэчжи будет его защищать, но клинок великана всегда направлен и в его сторону. Если царевич выкажет неповиновение отцу, юэчжи пустит оружие в ход.

С ними было большое войско, два полных тумена, построенных особым порядком. Это было новой задумкой Модэ. Каждый отряд отличался от других: один – в белых плащах и на белых же конях, другой – в черных острых колпаках и на вороных аргамаках, третий – в шлемах с киноварью и красными конскими хвостами, верхом на темно-рыжих, как запекшаяся кровь, скакунах. Отряды никогда не смешивались, и каждый помнил свое место в строю. Командиры родов и племен привязывали к уздечкам звериные шкуры – заячьи, лисьи, волчьи, – и все воины знали, кого нужно слушаться.

В последнее время творилось странное: на крайних сотнях стали пропадать воины. Иногда их находили далеко от стоянок, окоченевших, с выпученными от страха глазами. Среди батыров поползли слухи о здешних призраках и курганных богах. Но Лаошань знал, что это юэчжи, до поры невидимые, жалили неповоротливую громаду хуннского войска, словно пчелы.

– Кермес-батыр! – заговорил как-то Лаошань. – Расскажи про эту землю.

– Тут есть где укрыться, но есть и просторные места, – лениво отвечал юэчжи. – Жала для стрел делают из бараньей и конской кости, а еще… еще… – он вдруг осекся, будто увидел что-то вдали.

– Говорят, юэчжи-батыр, будто в этих местах живет древний бог, – произнес Лаошань задумчиво. – Его видели возле лагеря третьего дня.

Кермес странно повел головой.

– В последние дни как-то неладно, – Лаошань огляделся по сторонам. – С дальнего разъезда донесли, что к кострам будто бы подходят юэчжи. Голодные, одетые в рванье.

– Здесь где-то могила их бога, – ответил Кермес глухо. – Зовут его Рамана-Пай. Здесь бывают призраки…

Призраки и вправду были – целое войско. В пыли рожденные, голые, босые люди – тени полудня. Тела их настолько истончились и почернели, что в горячем солнечном свете были почти не видны. Двигались они неслышно на худых своих кобыленках, выслеживали отставших хуннских батыров и неслышно же умерщвляли. Кермес все это знал. Он все помнил.

Вечером на привале у пересохшей речки он как будто почувствовал что-то и впервые за время похода оставил Лаошаня.

Он отъехал на невысокий утес, туда, где никто уже не мог его видеть. Вокруг звенели комары. Красное солнце спускалось к белым дюнам, потрескавшимся от засухи. Из синего ила торчали голые прутья – все, что осталось от густой речной поросли. Чуть дальше от косогора еще рос высокий кустарник, земля там была сырая, и лошадь могла отдохнуть в тени.

«Если хунну овладеют этим краем, река уйдет, Дану не потерпит такой гнусности», – вспомнилось вдруг Кермесу. Это место было ему знакомо. Когда-то здесь он ловил куропаток, и с ним был еще кто-то…

Дремота смежала Кермесу веки, он никак не мог вспомнить имя…

Кермес прислонился к тонкой лошадиной шее, свесил грузные руки и прикрыл глаза. Он слышал, как кто-то поднялся на косогор и остановился. Близко дышала чужая лошадь.

– Ты кто? – Кермес медленно поднял голову и разлепил уставшие, сонные глаза.

Всадник был в полусотне шагов, неподвижный, похожий на тень от стрелы. Он стоял спиной к гаснущему солнцу, и Кермес не видел его лица. Но вот рыжий отблеск осветил маску из желтого рога, две черных прорези на месте глаз и… зубастую ухмылку.

Кермес хрипло вскрикнул, тронул поводья и помчался прочь. Но с другой стороны косогора выехала еще одна фигура – чуть шире в плечах, в лисьей шапке, а вместо лица – маска из куска грубой кожи.

Кермес полетел на коне под гору, провалился в черное пустое русло, снова поднялся на плешивый пригорок – и увидел впереди две черные тени. Он затравленно огляделся – вот еще один всадник в берестяной личине, на коне паршивой масти – с белыми отметинами на копытах. А вот и другой – на белой тощей кобыле.

Батыр зарычал, ударил коня по тугим жилам, степь бросилась ему навстречу, спина выгнулась луком, и земля перевернулась.