Иногда я нахожусь в унынии. Ты почувствовал это, потому что написал мне это письмо. Ты достаточно чувствителен, чтобы сразу понять, как страшно после моего успеха быть забытым. Это означает, <что надо> думать о деньгах, деньгах, деньгах… и в то же самое время пытаться творить. Мы, эмигранты, знаем каково это. Только как страшно осознавать это после 25 лет работы в Нью-Йорке. Безусловно, это моя вина. Почему я постоянно не занимался живописью? Один из моих друзей подсчитал на бумаге, сколько декораций я нарисовал своими руками здесь, в Нью-Йорке. 10 миль! По протяженности это равнозначно 200 кварталам на Бродвее!
Теперь я начинаю стареть, <былой> энергии для работы уже не вернуть, и это плохо. То, как я работаю сейчас, как я понимаю то, что делаю, и как я делал это раньше и делаю теперь, заставляет меня думать, что из-за своей страсти к театру я утратил огонь в своей живописи. За те несколько лет, которые нам обоим <осталось> на этой проклятой земле, мы должны сделать лучшее, что мы можем. Я работаю с 7 утра весь день и половину ночи, и иногда доволен, но часто немного отчаиваюсь от того, что не смогу написать столько картин, сколько нужно. Но поверь мне, эти картины не пропадут в будущем.
Единственное, что беспокоит меня сейчас – это проблемы с сердцем, я уже потерял 34 фунта.
Целую тебя, со всем <пылом> моего трепещущего сердца эмигранта-перелетария, моего друга и в страданиях, и в безумных попытках достичь <совершенства>. Мы никогда не сможем стать другими.
Жив курилка
К.А. Терешкович[250]
Константин Терешкович. Моя дочь. 1958. Акварель была воспроизведена Бурлюком в журнале
Ф. 372. К. 15. Ед. хр.79. Л. 1−1 об.
[Лето 1949]
Дорогой Бурлюк,
Отвечаю с некоторым опозданием.
Будем очень рады Вас увидеть в Париже.
1). Краски нужно привезти из Америки. Здесь плохие и трудно достать. Холсты можно купить в Париже.
2). Комнату в Париже с ванной можно найти. Цена 10−15 долларов в месяц.
3). Выставка в Париже может стоить около 100 долларов все расходы. Но можно рассчитывать на продажу.
4). Нужно взять доллары с собой, но не показывать на таможне. (Показать небольшую сумму в 200−300 дол.) Покупать из Америки доллары по почте нельзя.
5). Комнату и питание в Arles 5+,
6). Вшей и блох здесь нету. Революции, я надеюсь, не будет.
Пока больше ничего не пишу, иду на почту, чтоб быстро отправить Вам это письмо.
Посылаю Вам и Вашей жене привет от нас и а bientфt[251]
.[приписка внизу письма М.Н. Бурлюк:]
Художник на откупу (sic!) у Швейцарии[252]
А.М. Белокопытова[253]
Ф. 372. К. 10. Ед. хр. 18. Л. 1–2 об.
[24 октября 1949]
Милые Мария Никифоровна и Давид Давидович!
Получила ваше милое письмо с сообщением о вашем отъезде за границу[254]
.К моему великому сожалению не могла приехать на пароход повидать вас, что очень хотела. Причина – болезнь. Вот уже шесть недель как я сижу дома, сильная слабость, высокое давление крови. Доктор говорит, что это от сильного переутомления и сказалось всё пережитое за последнее время.
Хотелось вам послать весточку во Францию пораньше, да не могла писать.
Надеюсь, что вы чувствуете себя хорошо. Масса впечатлений. Как чувствовали себя на пароходе? Меня всегда радовало, когда я узнавала о вашем путешествии и с удовольствием читала ваши очерки в газете «Русский голос», подробное описание вашей поездки по Мексике, Флориде, Калифорнии[255]
. И думала: «Вот примерная пара голубков-неразлучек, всегда вместе. Летают по тёплым краям в зимнюю пору».Побольше было бы таких, и на свете лучше бы жилось многим. Ваши путешествия так соблазнительны, что, кажется, бросила бы всё и покатила бы куда-нибудь. Но вот есть «но», с которым приходится мириться и доживать свой век, сидя на одном месте.
Но всё-таки я имела удовольствие сделать себе маленькую поблажку. Хотелось посмотреть своих – дочь и внука с женой. Так я решила, «где моё не пропадало», – поехала в Калифорнию. Это было в прошлом году перед Рождеством, и пробыла там два месяца. Вернулась в New-York в феврале, и с новыми освежёнными силами принялась за работу. Да вот, кажется, очень усердно работала, что заболела.