Когда они меня отпустили и я хотел ехать, то чиновник, пришедший с рогатки в одно время с подъездом нашим к таможне и просидевший более 6 час. в одной комнате со мной, объявил, что он не исполнил на рогатке какую-то формальность с нашими паспортами, при которой необходимо мое присутствие, и потому требовал, чтобы я с ним вернулся к рогатке. Приходилось мне, утомленному от бессонной ночи, в холодное дождливое время совершить эту прогулку по непроходимой грязи пешком, потому что нельзя было требовать, чтобы лошади, проехавшие станцию и простоявшие у таможни запряженными более 6 часов, еще возвращались к рогатке. Полуимпериал, данный мною этому чиновнику с рогатки, сделал возможным исполнить формальность с нашими паспортами и без меня, но тем не менее мы еще должны были простоять несколько времени у таможни в ожидании возвращения означенного чиновника. Во все время осмотра наших вещей в таможне сестра, ее дети и жена моя сидели в коляске и очень озябли; прусские почтальоны за такую долгую стоянку у таможни потребовали от нас довольно значительную сумму денег. Не знаю, был ли это обыкновенный случай на польских таможнях или желание притеснить русского человека {если не мытьем, то катаньем, как говорит пословица}.
По приезде нашем в Варшаву князь A. М. Голицын рекомендовал нам г. Лахтинан
, который немедля освободил наши экипажи от секвестра{275} и снабдил письмом к начальнику Алексотовской пограничной таможни о свободном пропуске нас в Российскую империю.В Ковне на русской таможне открывали все наши сундуки, но поступили вообще очень гуманно. В этом городе мы встретились с возвращающимся из-за границы H. В. Шереметевым, с которым так же гуманно поступили на таможне; по обычаю, мы находили нужным отблагодарить досматривавшего, но он решительно отказался от наших подарков, заверяя, что пассажиры ошибаются, полагая, что на русских таможнях надо платить чиновникам, что он все нами провезенное осмотрел по установленным правилам, а если мы им довольны, то он очень этому рад.
Желая поспеть к 19 сентября, сроку моего отпуска, в Нижний Новгород, я в Ковне расстался с женою и сестрою и поскакал один в телеге до Петербурга, в почтовой карете до Москвы и опять в телеге до Нижнего, куда и приехал 19 сентября. Вскоре приехали в Нижний жена моя с Е. Е. Радзевской, оставив сестру с ее детьми в Москве. Меня везли очень хорошо по Петербурго-Варшавскому шоссе, а я все время погонял ямщиков, давая им на водку не более двугривенного, причем невольно припоминал разницу скорости езды по России и по Германии и до какой степени мы, русские, скромничая за границей, делаемся требовательными в своем отечестве, где большая часть проезжающих позволяли себе не только всячески бранить, но даже бить ямщиков, готовых загнать своих лошадей, чтобы избавиться от брани, побоев или чтобы заслужить какую-нибудь мелкую монету на водку.