По наступлении весны я ездил на Вильный порог, куда пригласил Ивашевского, бывшего депутатом от ведомства путей сообщения при следственной над Капгером комиссии. Оказалось при осмотре местности, что канал в обход Вильного порога был построен не на том месте, где он был показан на Высочайше утвержденном генеральном плане работ по порожистой части Днепра, а на том, которое указано было на подробном чертеже, утвержденном бывшим Департаментом проектов и смет. Нет сомнения, что {этот последний чертеж должен был служить руководством при производстве работ. Что же касается до обвинения следственной комиссией, что означенный} канал построен по такому направлению, что на магистральной линии канала находится скала, о которую барки, вышедшие из канала, будут разбиваться, оказалось, что сажен на 300 ниже устья канала действительно есть скала, лежащая по направлению его магистральной линии, которое и отмечено Ивашевским на скале особым знаком, но на этом 300-саженном протяжении Днепр образует весьма широкий плес, в котором течение весьма незначительно, и потому барки, вышедшие из канала, могут быть остановлены в плесе в весьма дальнем расстоянии от скалы. Все геодезические действия произведены были мною самим в присутствии Ивашевского, Капгера и других инженеров. На письменный запрос, сделанный мною Ивашевскому, на чем основывала следственная комиссия, при которой он был депутатом, свое обвинение по неправильному устройству Вильного канала, он отвечал, что комиссия утверждала только то, что оказалось и при моем осмотре, именно, что канал устроен не на месте, указанном на Высочайше утвержденном плане работ по порожистой части Днепра и что по направлению магистральной линии канала ниже ее находится скала. Но Ивашевскому, как члену общего присутствия правления IX округа, было известно, что место для канала изменено в подробном чертеже, одобренном Департаментом проектов и смет, и он, как инженер и депутат со стороны ведомства путей сообщения, обязан был объяснить комиссии, что барки, вышедшие из канала, не будут разбиваться о лежащую ниже скалу. Таким образом, обвинение против Капгера и по этому предмету оказалось неправильным.
Чтобы не возвращаться более к этому следствию, я теперь же расскажу, чем оно кончилось. Следственное дело слишком на 600 полулистах было мною представлено Клейнмихелю по возвращении моем в Петербург в мае 1849 г. и передано им в аудиториат Главного управления путей сообщения.
Брат Капгера, сенатор Иван Христианович, заявил мне свое полное неудовольствие, упрекая меня в том, что я своим исследованием доказал, что брат его бесплатно употреблял лоцманских лошадей для своих разъездов и своих лошадей кормил лоцманским овсом. Он говорил, что все начальники это делают, а полковые командиры делают и хуже, и нельзя ставить в преступление одному то, что делается всеми и никем не считается преступлением. Я отвечал, что не мною были придуманы пункты обвинения против его брата, что они были выведены наружу первым следствием, а Клейнмихель поручил мне преследовать все доказанные следствием пункты обвинения, в числе которых были и вышеупомянутые. Я не понимал, как мог брат Капгера быть недовольным произведенным мною следствием, тогда как меня можно было бы обвинять в излишнем снисхождении к его брату. Сенатор Капгер не мог не понимать, как важно для участи его брата то, что главные против него обвинения были мною вполне опровергнуты.
Представленное мною следственное дело было рассмотрено в аудиториате Главного управления путей сообщения только осенью 1849 г., по возвращении моем из венгерской кампании{338}
. Председатель аудиториата А. И. Рокасовский, члены его И. М. Бибиков и другие говорили мне, что в аудиториате называли меня {Христом} Спасителем, и некоторые передавали мне это с видимым неудовольствием, которое происходило, вероятно, вследствие того, что моим следствием опровергалась необходимость предания Капгера военному суду, что уже было решено аудиториатом по рассмотрении им дела {представленного следственною над Капгером} комиссией. Они меня обвиняли в излишней снисходительности, но я просил, чтобы мне указали, в чем именно она заключалась и в чем произведенное мною следствие было неполно, и на это не получал ответа.Не знаю, доволен ли был Клейнмихель моим исполнением этого поручения; он, по своему обыкновению, не говорил о порученных им делах с лицами, их исполнявшими, когда они уже представили письменные донесения, не говорил со мною и о произведенном над Капгером следствии. Но нет сомнения, что и он находил меня слишком снисходительным следователем и годным для производства следствий только над теми лицами, которых он желал видеть по возможности оправданными. На докладе аудиториата, последовавшем по рассмотрении представленного мною следственного дела, Клейнмихель положил резолюцию: арестовать Капгера на две недели с содержанием на гауптвахте.