Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

Каналы, устроенные для обхода порогов, я мог осмотреть только в конце апреля. Для этого осмотра я выехал из Екатеринослава вечером так, чтобы, переночевав в Лоцманской Каменке, отправиться на другой день рано утром вниз по Днепру. Генерал-майор Семичев поехал со мной; в Каменке ему доложили, что для нас приготовлены два судна, именно: барка, обыкновенно употребляемая на Днепре шириною в 8 саж., и так называемая берлинка шириною в 4 саж. Первая была не совсем прочной постройки и по своей неуклюжести плохо слушалась руля, который называется на местном наречии стерлом. Вторая же была очень прочной постройки и удобная для поворотов. Семичев, никогда не плававший ни по порогам, ни по каналам, а ездивший, для осмотра работ по {устройству последних, по} берегу, не имел понятия о недостатках большой барки и потому выбрал ее для нашего плавания, желая показать мне, что и такие барки удобно проходят по каналам; берлинке же приказано было следовать за нами.

С нами отправились несколько инженеров, заведовавших работами, и, кроме их, назначенный на место находившегося под следствием майора Капгера подполковник Иванов^н

, человек очень разумный, к сожалению вскоре умерший, и инженер капитан фон Дортезен^н, отличавшийся весьма благородным характером и большим общим образованием в сравнении с его товарищами. В три месяца, проведенные мною до конца апреля в Екатеринославе, я успел хорошо узнать его, и он мне очень полюбился, так что я, постоянно шутя с ним, уговаривал его сделаться совсем русским и называл его не Отобальдом Вильгельмовичем, а Антоном Васильевичем. Впоследствии Дортезен перешел в VIII (Кавказский) округ путей сообщения, участвовал в экспедициях против горцев и, вследствие полученной им тяжкой раны, вышел в отставку с небольшой пенсией, которою умел обходиться, живя в продолжение 7 лет за границей. Когда биржевой курс наших кредитных рублей сильно упал, а заграничная жизнь очень вздорожала, пенсия его оказалась недостаточной, и он снова вступил в службу; ему поручено было на особых правах улучшение Харьковского шоссе, а при открытии работ по Курско-Азовской железной дороге, он назначен был инспектором этой дороги, с оставлением и при прежней должности.

Прошло почти 20 лет со времени моего знакомства с ним в Екатеринославе, и он показался мне не тем, каким я его знавал прежде. Он сделался болтуном; много говорил о себе и постоянно заявлял неудовольствие на свое положение, хотя по обеим исправляемым им должностям получал значительное содержание. Возвратясь осенью 1870 г. из довольно продолжительного заграничного отпуска, которым пользовался для излечения болезни, он нашел разные злоупотребления по приему для шоссе, в его отсутствие, материалов и заявил о них начальству. Инженеры, им обвиняемые, доставили бывшему начальнику управления шоссейных дорог и водяных сообщений князю Щербатову{339}, {который мною описан в главе «Моих воспоминаний» за 1871 год}, письменные приказания Дортезена, из которых было видно, что последний приказывал деньги, употребленные им и его подчиненными на разъезды по приисканию нужных для ремонта шоссе материалов, возвращать себе и им и для этого показывать число рабочих на шоссейные работы больше, чем действительно их было употреблено. Эти приказания отдавались не словесно и не в виде частных записок, а форменными предписаниями за номерами. Немецкая аккуратность была при этом соблюдена до мелочности; так, если было кем-либо употребляемо на разъезды 3 руб., то в месячном списке добавлялись 6 рабочих по 50 коп. каждому. Щербатов, недовольный Дортезеном, вероятно, потому, что с последнего взятки были гладки и что он не допустил бы Щербатова до невыгодных для казны распоряжений, показал эти предписания исправлявшему должность министра путей сообщения графу Владимиру Алексеевичу Бобринскому, который передал их мне и просил совета, что делать при этом случае. Я отвечал, что, по моему мнению, следует об управлении Дортезена судить по результатам, которые состояли в том, что он каждый год представлял многие десятки тысяч рублей сбережения против того, что издерживали его предшественники, притом не только не запуская, но еще улучшая шоссе; что давать предписания о замене разъездных денег запискою большего числа рабочих, чем то, которое действительно было употреблено, конечно, неправильно, но самая мелочность этих расчетов и откровенность, с которою Дортезен действовал, доказывают, что во всем этом не было с его стороны желания нажиться на счет казны. Я уговорил Бобринского не давать хода делу, при рассмотрении которого пострадал бы честный человек, тогда как большая часть взяточников, а их легион, не подвергаются никаким взысканиям.