Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика

Трудно, трудно стало в родном Отечестве нынешнему «инженеру», и «технологу», и даже «директору» человеческих душ: Россия-то «вдруг», ей-ей, с «прогрессивным» вывертом догнала-таки, правда, не хрущёвскую Америку, а за-д-нее: саму себя – более, чем столетнего капиталистического «комильфо». И ладно бы речь шла об ажурно-коньячной выдержанной капитальности – нет, об элементарном, бытовом социоэкономическом дежа вю: с литературно-классической и просто философской подоплёкой – уже тогда «справно» обнажившихся и в лучшем случае: «вечных» вопросов – á la Ф.М. Достоевский. Или М.Е. Салтыков-Щедрин. Или граф Л.Н. Толстой…

В результате – в «прогрессирующем»: д-остатке – мы получили именно их, гениальных, в наши завзятые современники и – творческие, ни много ни мало, конкуренты. И мы сие, кто – бессознательно, а кто – и архетипично – почувствовали – и не только номинально, но и пре-ми-у-м: ат-ер-иа-ли-з-

ов-ан-но! – осенились – их доминантно: утешительным духом. Вплоть до самого м-а-к-с-и-мо-гор(е) – ьковского – п-лезира…

А многие, повторяю, полезли «благодатно» просвещаться – и под своё интимное одеяло. В том число – «вдруг» – поляковскими произведениями.

2

Да, Юрий Михайлович Поляков – едва ли не единственный живущий сегодня русский писатель, который решил действительно потягаться с нашей золотой классикой: непосредственно – на их свободно-эвристичном поле. Этим, кстати, весьма и весьма существенно объясняется общеизвестный «загадочный» факт, можно сказать, «у-ли-ц-ного» премиального небытия (и даже не меона!) автора «Козлёнка в молоке», «Неба падших», «Грибного царя»… Не имеют же – «в натуре» – премий тот же Достоевский или Салтыков-Щедрин: лишь одно имя – глобально-историческую пространственно-временную, да и метафизическую синекдоху.

Иначе говоря, Ю.М. Поляков обходится только собою, «тайно»-свободным – и ещё – «вдруг»: вдруг – Божиим вспоможением – успешно развёртывая и как не сказать: раскручивая?! – предметно: объективную картину российского мiра – по-своему вопрошая: отвечая – на его с-о-т-к-ров(ь) – ен-но предста-вит-ельную н-и-жизнь-н-и-смерть – на его «концовочное»: безмолвственно-народное – по-пушкински – недоумение…

Более того, Ю.М. Поляков выбирает и для золотой классики редкий путь: прямо-сатирического дерзновения – с его – едва ли не порнографичным теперь (не в пример сексу!) – обнажением перво-последних смыслов и мега-… То-то, и за этот эвристичный и, понятно, опасный – разоблачительный – кураж не замечают нашего наглядно: «загадочного» и «небытийного» – автора. И поделом: ведь с а-в-т-ор-ич-но: «извозчичьей» – как выразился создатель «Дневника провинциала в Петербурге» (в V главе) – «колокольни» – видны только «коротенькие», но в «быстрый оборотец» фразы и, страшно произнесть, «мысли» – например, о том, что «общество хочет жить», и в «оазисе… двух вещей: пирога с капустой и утки с груздями» – вновь по приоритетному наблюдению М.Е. Салтыкова-Щедрина (и его третьего Письма к тётушке). Или наоборот: что умереть надобно, и, разумеется, с клиническим-с интересом-с для читателя…

И куда здесь втиснуться сатире?! – разве в то самое сакраментальное – «из-под полы» – неглиже: я, мол, не я – она сама пришла… И без утки…

3

Безусловно, наиярчайшим и – яр-к-о-ст-н-ы-(и) – м образом сатирическая: классически – оригинальность Ю.М. Полякова сказалась и – троекратно! – (с учётом даже издательской особенности его выпуска в 2008, 2010 и 2012 годах) – в романе «Гипсовый трубач»

. Да, уже на уровне маркетингового хода наш автор не удосужился ком-(у) – п-ак-т-уаль-но: «прогнуться» – перед тотальным ныне – к-у-пец! – потребителем, торжествующе желающим всего и сразу, и – про-да-ва-ж-но… Ю.М. Поляков, напротив, принципиально поверил своему – золотому! – Читателю, «пионерски» подготовив его к должно: креационистической – «девственности» текста – сродни аутентичной, собственно авторской – и модернистской – установке, которую Ю.М. Поляков буквально раскрыл в главе «Гиптруб».