Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика

Между прочим, оба отца не один раз повторяют мысль о никчёмности Башмакова, но по-разному. Пётр Никифорович, проявляя разнообразие, снова прибегает к цитированию – например, Честертона: «Если не умеешь управлять собой, научись управлять людьми!» В этом просвечивает некоторая надежда на изменение человека к лучшему: «научись управлять людьми» – фраза по смыслу прямо противоположная высказыванию «и права никакого ты не имеешь».

Добавлю, что Пётр Никифорович способен вести с зятем довольно тёплые задушевные разговоры. И, напротив, с родным отцом таковых не наблюдается. В тех немногочисленных приведённых в романе беседах, которые Башмаков-старший ведёт с сыном, запечатлены вульгарность, грубость, мещанское самодовольство и весьма низменные чувства.

Если Пётр Никифорович, хотя и слабо, верит в «перевоспитание» Башмакова (как он это понимает), то родной отец с достойным лучшего применения постоянством именует его «бабашкой», то есть пустым местом, – как будто вколачивая ему этой «бабашкой» (шпоной, которая забивается в текст) в голову убеждённость в собственном ничтожестве.

На свадьбе сына он поучает его: «Так вот, главное в жизни, а тем более в семейной, не быть бабашкой!» Злая ирония судьбы в том, что он как будто «сглазил», или, вернее, «запрограммировал» Олега на положение «бабашки», то есть подкаблучника. Жена-филологиня лингвистически обозначила этот его фактический статус трансформацией фамилии Башмаков в Тапочкин. Злая ирония напутствия Труда Валентиновича усугубляется ещё и тем, что в собственной семейной жизни он был тем же самым предметом. Верная жена, нянчившаяся с ним после инсульта, называла его именно так, припоминая его нечистоплотность, чтобы не сказать – подлость: «Ну что же ты к своей генеральше не уходишь? Иди! Только сначала куда деньги спрятал, вспомни! Эх ты, бабашка!» (Жёны обоих Башмаковых, таким образом, выносят им приговор, констатируя их реальную, а не статусную роль в семье.)

Если Пётр Никифорович поучает Олега Башмакова, имея на то моральное право, поскольку он – человек волевой, состоятельный (во всех смыслах), витальный, порядочный в семейной жизни, то менторские претензии Труда Валентиновича более чем курьёзны. Тем не менее он порицает сына-«лузера», а заодно и воспитывает, демонстрируя другие достойные (его) чувства – например, гражданские.

Процитирую очаровательную сцену, в которой Труд Валентинович предстаёт во всем блеске.

Выпив, он (посетитель бара – А.Ф.) зло прошёлся по демократам, которых уже тогда стали называть «демокрадами».

– А вот и неправильно! – возразил отец. – Страну развалили? А может, так и надо?.. Страна должна быть людям впору! Ты же не покупаешь ботинки семидесятого размера? А страна у нас была семидесятого. Вот и сократили на несколько размеров. Я при коммунистах шестьдесят четыре года прожил (то есть не воевал и не надрывался – Труд! – на стройках социализма – А.Ф.) (…) Я-то знаю, как это бывает, когда пятнадцать лет ждёшь квартиру, а потом вдруг тебя нет в списке…

– Но ведь дали же!

– Дали… Мать твоя теперь каждое утро трындит: «Если бы не я, если бы не я…» Говорит, чтобы я ей отстёгивал за квартиру, потому что ей площадь дали, а не мне! А почему мне кто-то что-то давать должен? Почему? Человек должен заработать и купить!

– А если человек не может заработать?

– Значит, он или дурак, или лентяй! Дурака надо лечить, а лентяя мне не жалко. Голодному человеку надо не рыбу жареную давать, а удочку, чтобы он рыбки наловил!

– Это, кажется, по телевизору вчера Гайдар говорил?

– Ну говорил…

Тем временем кто-то из посетителей почтительно приблизился к столику:

– Валентиныч, в 74-м финал кто судил?

– Тейлор, – мгновенно ответил отец с некоторым даже недоумением по поводу такой лёгкой незначительности вопроса.

– Ага, спасибо. Сынок навестил?

– Сынок. Наследничек. Вот учу уму-разуму!

Этот образчик кабацкого красноречия – сгусток очень выразительных смыслов. Здесь и общее бескультурье, вульгарность, и мещанская высокомерная мизантропия (дураки, лентяи – это большинство прежних советских людей, не «заработавших», то есть не обогатившихся), презрительное отношение к людям (трындит), и диминутивы, передающие снисходительное отношение к сыну-недотёпе (сынок, наследничек), и лозунги из «зомбоящика», и идеологемы, достойные Смердякова («Страна должна быть людям впору», «Лентяя мне не жалко»), оформленные соответствующими пошлыми метафорами про ботинки и страну семидесятого размера, отсутствие патриотизма даже в «футбольно-фанатском» варианте (Тейлор), и феноменальная память – «дар напрасный, дар случайный», растраченный впустую, и приобретённые бывшим «гегемоном» холуйские навыки (он «подрабатывает» в баре, демонстрируя чудеса этой самой памяти и привлекая посетителей).