Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика

И, наконец, Пётр Никифорович. Это человек солидный и серьёзный. Он не имеет никаких прозвищ, псевдонимов или самодельных имён. Родившись в ту же эпоху «разгула бытового авангарда», что и Труд Валентинович, он избежал её веяний. Его греческое имя под стать отчеству (прозрачный намёк на его происхождение), то и другое олицетворяет незыблемую архаичность. Имя вступает в амбивалентные отношения с именем Труд (как было сказано, это отцы-антиподы): с одной стороны, эти имена образуют антитезу по принципам «архаика – модерн», «подлинное – искусственное», с другой – выражают один и тот же фундаментальный смысл. Ведь Пётр – это камень, положенный во главу угла, но и труд – тоже краеугольный камень, основа основ жизни. Принципиальное сходство между ними в том, что они оба, в сущности, иллюзорны. Труд Валентинович – не великий труженик, а Пётр Никифорович – не такой уж «каменный»: и сердце у него не из камня, и весь его жизненный уклад оказывается прочным и основательным только до поры. Аналогичным образом его отчество, означающее победоносность, в конце концов не получает подтверждения в жизни.

Таким образом, на антропонимическом уровне Ю. Поляков выражает то, что экзистенциалисты называет «неподлинным бытием». Имена передают аморфность персонажей или несоответствие их представлений о себе и притязаний их подлинной природе и образу существования.

Кроме антропонимии, характеры отцов выражаются в излюбленных чертах речевого поведения. Например, Карако-зин-Джедай постоянно трансформирует отчество Башмакова – у Ю. Полякова этим занимаются сильные, уверенные в себе, ироничные мужики (в «Грибном царе» такие процедуры проделывает Алипанов с фамилией Весёлкин).

Книгочей Пётр Никифорович постоянно сыплет цитатами. Такой стиль внутренне противоречив: с одной стороны, демонстрирует индивидуальность героя (поскольку эти цитаты нетривиальны и свидетельствуют о недюжинном уме и подлинном, а не показном интересе к литературе), с другой – это всё-таки чужие слова и мысли.

(Аналогично ведёт себя эпизодический персонаж – профессор философии Юрий Арсеньевич, человек тоже не бездетный и, как замечает автор, счастливый в семейной жизни. Однако это гораздо более слабый человек, потерпевший вследствие гибели СССР профессиональный крах, но усвоивший неолиберальные идеологические клише и неплохо вписавшийся в новую реальность. Таким образом, он сочетает в себе черты Петра Никифоровича и Труда Валентиновича. Приводимые им цитаты не только выражают редукцию его собственной индивидуальности, но и становятся символом бесполезной мудрости.

В этом отношении они родственны фантастической футбольной эрудиции Труда Валентиновича.)

У старшего Башмакова любимое словечко – «бабашка». На нём я уже останавливался, оговорю только один дополнительный и существенный нюанс. Через парономазию оно связывается с другим словечком – «бабатя», то есть гермафродит, из «Парижской любви Кости Гуманкова», где оно употребляется в откровенно аллегорическом смысле. Это образ не сексуальной, а социальной и витальной импотенции. На этом основании Алла отказывает Гуманкову.

– Борец – это (…) тот, кто умудряется вопреки всему жить как человек…

– Как Пековский? – уточнил я.

– Я не люблю Пековского. Успокойся. Но он способен сопротивляться жизни. Он может защитить от неё. Понимаешь? Пусть лучше нелюбимый защитник, чем любимый – как это Машенька сказала? – бабатя.

И Алла посмотрела на меня с таким гневом, что сердце моё похолодело.

Таким образом, сходно звучащие «бабатя» (Гуманков) и «бабашка» (Башмаковы, старший и младший) имеют ещё и одинаковый смысл: ни то ни сё. В том числе и в роли отцов.

Что касается Олега Трудовича, то его речевая манера амбивалентна. С одной стороны, он пытается воспроизводить чужие манеры речи, не органичные для него, и терпит коммуникативные неудачи. С другой – он имеет тягу к филологическим вопросам: например, сочиняет окказиональные слова – послелюбие, эскейпер, – но к нашей теме это имеет косвенное отношение, как общее выражение его характера: пассивность, конформизм в сочетании с попытками сопротивляться этому.

Так что для выражения отцовский темы в романе «Замыслил я побег…» найдены адекватные – достаточно простые, лаконичные, но разнообразные языковые средства, соответствующие характерам персонажей и объединённые общей лингвоэстетической функцией.

2014 г.

Н.Д. Яцук, кандидат филологических наук, профессор

Узуальное и продуктивное словообразование у Юрия Полякова38

Дериваты в идиостиле писателя