Читаем Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика полностью

При образовании новых слов у Ю. Полякова наблюдается тенденция к диминутивности – например: «Но хитрая девочка всё же сообразила: начать надо с мелочей, с колебания почти незаметных устоев, даже – устойчиков» (КМ) (имеются в виду мелкие правила бытового поведения); «(…) перерывах между эстрадными номерами я читал мои эпиграммушечки» (КМ). Эти слова имеют пренебрежительный оттенок, за счёт дополнительных приёмов Ю. Поляков доводит их диминутивную семантику до мизерности: слово «устои» обычно не употребляется в единственном числе – и уже это его снижает, а в слове «эпиграммушечки» сочетаются два уменьшительных суффикса. Говорящий – неудачливый писатель, остающийся анонимным, – невысоко ценит свои «эпиграммушечки» – довольно пошлые стихи, которыми зарабатывает на жизнь.

Зато он мечтает создать (и, видимо, не создаст никогда) своё «главненьк

ое». Как ни парадоксально, даже об этом «главненьком», то есть подлинно серьёзном произведении, он говорит предельно несерьёзно – через анекдот и сексуальный дискурс («альковный язык» героев): «Я никак не мог заставить себя написать эту в общем-то плёвую чепуху, ибо во мне уже несколько месяцев клубился, всё сгущаясь, роман, настоящий роман, главный, “главненький” (…) Но и за роман, за “главненькое”, сесть я тоже никак не мог, ибо оплаченная подёнщина не пускала, висела на душе чугунной гирей (…) Вот в таком крайне буридановом состоянии (то есть в положении осла: эвфемизм – Н.Я.) я и существовал последнее время, маясь между халтурой и «главненьким». Кстати, о «главненьком». Появление этого словечка тоже связано с Анкой. Был такой популярный в ту пору анекдот. Женщина, родившая тройню, показывает младенцев журналисту в той последовательности, в какой они появились на свет (…): “Это – мой старшенький. Это – мой средненький. Это – мой младшенький…” “А это?” – удивляется корреспондент, кивая на мужика в мокрых штанах, который лежит на полу и тоже плачет – просит бутылку. “А это – мой главненький!” – отвечает многодетная мать. Словечко перешло сначала в наш альковный язык, а потом Анка стала величать «главненьким» и мой будущий роман
. Его я как-то в ночном разговоре с неосторожной искренностью назвал своей “главной вещью”…»

Этот контекст вызывает серьёзные сомнения в способности героя создать нечто настоящее. Слова с уменьшительными суффиксами подчёркивают камерный – и, откровенно говоря, ничтожный мир, в котором он живёт.

В другом тексте автор иронизирует над неумным фрондёрством интеллигентов, которые в период перестройки «исполняли эти опасненькие песни с неуловимой глумцой

и с осуждением, как бы переступая незаметную черту и переводя хоровое пение в разряд контрпропагандисткой работы» (Побег), подчёркивая мизерность этого «бунта».

Ещё один пример – уже из публицистики: «[Не исключено, что сразу же после всепростительного манифеста появятся возмущённые толпы тех, кто по молодости лет или по нерасторопности недооткусил от бюджета…] И они из мучительной обиды могут запросто учудить в стране такую “экстремуху”, по сравнению с которой Зюганов покажется розовеньким голубем социального мира» (П), – то есть не вызывающий у автора симпатии Зюганов покажется «безобидным младенцем».

По данным традиционной грамматики, к основным значениям диминутива относятся «уменьшительное», «ласкательное» или «уменьшительно-уничижительное». В сочетании с другими языковыми средствами диминутив может передавать ещё целый ряд модальных значений. Представленные примеры показывают, что эта форма выражает социально значимые оценки.

Диминутивные суффиксы в произведённых от названий должностей, чинов наименованиях детей имеют иронический оттенок: «Они заприметили развалины гигантского каменного особняка, а среди обломков зимнего сада резвился отряд юных адмиральчат, одетых в форменные тельняшки» (ДГ) – или даже уничижительный, если это взрослые дети высокопоставленных лиц: «Для народца попроще, вроде меня, предназначался его заместитель, маршальский сынок, ласково называемый “атташонк

ом”» (НП); «Наглый министерёныш увел Катьку в уголок – и они весело болтали, очевидно, вспоминая школьные шалости» (НП). Такой эффект возникает из-за несопоставимости детей и постов, которые они заведомо не могут занимать. В «Порнократии» встречается также каламбурное слово «соросята». Но подобные слова у Ю. Полякова редки.

Аналогичный пример: «– Четыре километра, господарищ первый заместитель! – отчеканил совсем ещё молоденький полковничек» (ДГ) – иронический эффект создаётся сочетанием довольно высокой должности и не соответствующего ей возраста. (Как видим, в этих текстах диминутивные новации сопровождаются узуальными диминутивами, которые подчёрки-

вают общую семантику ничтожности: «молоденький полковничек», в общем контексте с «атташонком» употребляются слова «народец» и «сынок».)

Перейти на страницу:

Похожие книги

По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»
По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»

Книга Н. Долининой «По страницам "Войны и мира"» продолжает ряд работ того же автора «Прочитаем "Онегина" вместе», «Печорин и наше время», «Предисловие к Достоевскому», написанных в манере размышления вместе с читателем. Эпопея Толстого и сегодня для нас книга не только об исторических событиях прошлого. Роман великого писателя остро современен, с его страниц встают проблемы мужества, честности, патриотизма, любви, верности – вопросы, которые каждый решает для себя точно так же, как и двести лет назад. Об этих нравственных проблемах, о том, как мы разрешаем их сегодня, идёт речь в книге «По страницам "Войны и мира"».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Наталья Григорьевна Долинина

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко.
Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко.

Парадоксальное соединение имен писателя Зощенко и капитана Лебядкина отражает самую суть предлагаемой читателю книги Бенедикта Сарнова. Автор исследует грандиозную карьеру, которую сделал второстепенный персонаж Достоевского, шагнув после октября 1917 года со страниц романа «Бесы» прямо на арену истории в образе «нового человека». Феномен этого капитана-гегемона с исчерпывающей полнотой и необычайной художественной мощью исследовал М. Зощенко. Но книга Б. Сарнова — способ постижения закономерностей нашей исторической жизни.Форма книги необычна. Перебивая автора, в текст врываются голоса политиков, философов, историков, писателей, поэтов. Однако всем этим многоголосием умело дирижирует автор, собрав его в напряженный и целенаправленный сюжет.Книга предназначена для широкого круга читателей.В оформлении книги использованы работы художников Н. Радлова, В Чекрыгина, А. Осмеркина, Н. Фридлендера, Н. Куприянова, П. Мансурова.

Бенедикт Михайлович Сарнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука