Молчание костей

– Щелкун разговаривает с двигателем, – сказала она, не смея повышать голос выше шепота. – Но как? Откуда он знает, как заставить машину работать?

Квелл удивился:

– Вы находите это загадочным, хотя с ходу приняли, что это двигатель?

– Я читала мемуары сестры. В них упоминалась давняя гипотеза, что Тревенца-Рич отличается от других миров и движется по собственной орбите, имеющей странную форму, потому что когда-то это веретено было кораблем.

Квелл слегка кивнул. Цветные узоры вокруг с каждой минутой делались ярче, осыпая пещеру мерцающими бликами.

– Я тоже слышал эту гипотезу, вместе с дюжиной других, одна безумнее другой. Но зачем кораблю просто кружить возле Старого Солнца?

– Либо его путешествие было завершено, – ответила Адрана, – либо оно прервалось до срока. Но, вообще-то, я нисколько не удивлена, ведь должны же во Вселенной существовать какие-то двигатели. Это довольно распространенная идея среди тех, кто задумывается о долговечности Собрания. Что-то должно удерживать миры на орбитах на протяжении долгих периодов между Заселениями. Двигателям даже не нужно много трудиться. Легчайший толчок-другой… Обитатели, если таковые имеются, ничего не почувствуют. В масштабе миллионов лет этого достаточно, чтобы избежать столкновений между мирами.

– Такие двигатели могут существовать, – сказал Квелл, почесывая в затылке. – Но я не думаю, что у нас тот самый случай. Начнем с того, что здешняя машина слишком велика. Есть миры поменьше нашего, которые были перекопаны вдоль и поперек, изучены, можно сказать, под микроскопом, и ничего похожего там не нашли. Есть и второй аргумент против…

– Пожалуйста, просветите меня.

– Когда двигатель заработает – если щелкун прав, а я в этом абсолютно уверен, – мы ощутим нечто гораздо серьезнее, чем легчайший толчок.

Адрана побрела по дорожке мимо громоздких, смутно различимых деталей двигателя. Квелл шел за ней – хоть и слепой, он очень явственно ощущал чужое присутствие. Гудение усилилось, теперь от него негде было спрятаться. Это был даже не звук в строгом смысле слова, а зуд в костях, будто вибрировал каждый атом в теле. Однако, как она заметила в складском помещении, ничто вокруг не подвергалось такому же воздействию. Мерцающие узоры сделались очень интенсивными и казались скорее вычурными, чем красивыми. Это было похоже на фейерверк, который слишком затянулся, чтобы доставлять удовольствие.

– Откуда он знает этот язык, Квелл? – спросила Адрана, решив, что теперь, вдали от щелкуна, можно повысить голос. – Если мир-веретено так стар, как можно предположить по степени эрозии, то я могла бы согласиться с тем, что на двигателе появляются символы из какого-то утраченного языка, может, кто-нибудь из открывателей или оценщиков сумел бы их распознать. Но это бы означало, что язык придумали обезьяны. Необычные обезьяны, да – некоторые обезьяньи цивилизации кажутся не менее странными, чем пришельческие. Но щелкуны – одни из самых новых гостей Собрания. Их цивилизация древняя, тут я не спорю, однако она не имела ничего общего с нашей вплоть до последних двух веков.

Квелл улыбнулся:

– Где-то в вашей тираде, капитан Несс, спряталось ошибочное допущение. А может, и два.

– Не стану отрицать. Вы когда-нибудь обсуждали эти вопросы с мистером Клинкером?

– Мне казалось, мы говорим про щелкунов.

– Так и есть. Но если фрагменты щелкуна можно путем ксенотрансплантации соединить с фрагментами ползуна и броненосца, а затем и обезьяны, то разница не может быть такой радикальной, как мы себе представляем.

Клинкер услышал, о чем они беседовали. Он согнулся еще ниже и втянул в голову ротовой аппарат. Адране стало интересно, вызывает ли у него пробуждение двигателя такой же физический дискомфорт, как и у нее.

– Вы говорите о моей расе, капитан Несс?

Она напряглась, а потом ощутила решимость говорить без обиняков и – как мог бы выразиться Квелл – не мешкать с тем, что по-настоящему важно.

– Есть что-то очень неправильное в нашем понимании вещей, мистер Клинкер. Я много думала об этом. Полагаю, все мы – обезьяны, ползуны, щелкуны и так далее – должны иметь общее биологическое происхождение.

– Мы совсем не похожи, – возразил Клинкер.

– На первый взгляд. Но мозаичники являются доказательством того, что несходство форм не означает различной природы. Думаю, что давным-давно мы были созданы из одного и того же генетического материала – так или иначе, наши предки были друг с другом в родстве.

– Стоит отметить, наша история противоречит этому предположению.

Она опустила голову и посмотрела на него поверх очков:

– Исторические хроники изобилуют ошибками, мистер Клинкер. Они состоят из услышанного, прочитанного и так называемых открытий. – Она обвела рукой пещеру и светящиеся механизмы. – Этот двигатель разговаривает со щелкуном, а щелкун разговаривает с двигателем. Но Тревенца-Рич несоизмеримо старше, чем первый контакт обезьян с этой расой. Выходит, что наши суждения ошибочны – причем в весьма значительной мере.