Монах. Анаконда. Венецианский убийца

– Судьба! – воскликнул он под конец в пароксизме отчаяния. – Это судьба обрекла меня на то, чтобы стать либо самым бесшабашным из авантюристов, либо человеком, от перечня преступлений которого мир содрогнется. Участь моя – изумлять. Розальво не знает середины; Розальво никогда не поступает как обычный человек. Разве не перст судьбы привел меня сюда? Кто бы мог себе вообразить, что сын богатейшего гражданина Неаполя станет просить милостыню у венецианцев? Я – я, человек, ощущающий в себе достаточно телесной силы и душевной энергии, чтобы совершать самые дерзновенные поступки, брожу в лохмотьях по улицам этого негостеприимного города и безуспешно ломаю голову, где отыскать средств, дабы вызволить жизнь свою из тисков голода! Те люди, что кормились от моих щедрот, что, сидя за моим столом, заливали свои никчемные души отборными кипрскими винами и объедались всеми мыслимыми деликатесами со всех четырех концов света, – эти самые люди сейчас не готовы поддержать мое страждущее тело даже заплесневелой корочкой хлеба. Ах, сколь ужасна жестокость… жестокость людей… жестокость Небес!

Он помолчал, скрестил на груди руки, вздохнул:

– Но я все стерплю и покорюсь собственной судьбе. Я готов истоптать все дороги, испытать на себе все разновидности человеческой злокозненности; и какая бы участь меня ни ждала, себе я не изменю; какая бы участь меня ни ждала, она не повлияет на величие моих поступков! Итак, исчезни, граф Розальво, которым восторгался весь Неаполь; отныне – отныне я нищий Абеллино. Нищий – то есть место мое в конце шкалы мирских рангов, но в самом начале шкалы голода, отверженности, низости.

Рядом раздался шорох. Абеллино огляделся. Он заметил браво, которого ранее поверг на землю: теперь с ним рядом находились двое спутников того же сорта. Они приближались, кидая вокруг любопытствующие взгляды. Явно кого-то искали.

– Они ищут меня, – заключил Абеллино, после чего сделал несколько шагов вперед и свистнул.

Злодеи замерли и, казалось, пребывали в нерешительности.

Абеллино свистнул снова.

– Это он, – отчетливо донеслись до него слова одного из браво, после чего оба начали медленно приближаться.

Абеллино не трогался с места, лишь вытянул саблю из ножен. Трое незнакомцев (лица их были скрыты масками) остановились в нескольких шагах от него.

– Ну что, парень? – заговорил один из них. – В чем дело? Чего стоишь в боевой готовности?

Абеллино. Советую ближе не подходить, ибо я тебя знаю; ты добродетельный синьор, живущий тем, что отбираешь жизни у других.

Первый злодей. А это не нам ты свистел?

Абеллино. Вам.

Злодей. И что тебе от нас нужно?

Абеллино. Выслушайте меня! Я несчастный страдалец и умираю с голоду; подайте мне милостыню из своей добычи.

Злодей. Милостыню? Ха-ха-ха! Вот ведь чего удумал! Милостыню – да от нас! Хотя, что там! Уж без милостыни ты не останешься.

Абеллино. Или дайте мне пятьдесят цехинов – и я буду вам служить, пока не погашу долга.

Злодей. Вот как? Да кто ты вообще такой?

Абеллино. Изголодавшийся изгой – и нет во всей Республике[115] человека несчастнее. Таков я сейчас, но если взглянуть шире – у меня есть и власть, и слуги. Рука эта способна пронзить даже сердце, защищенное тремя нагрудниками; глаз этот способен даже во тьме египетской разглядеть, куда наносить удар.

Злодей. Зачем ты недавно сбил меня с ног?

Абеллино. В надежде, что мне за это заплатят; но, хотя я и спас этому мерзавцу жизнь, он мне не дал даже дуката.

Злодей. Вот как? Ну, тем лучше. Однако же, товарищ, ты говоришь искренне?

Абеллино. Отчаявшемуся не до лжи.

Злодей. Но если ты, раб, замыслил предательство…

Абеллино. Сердце мое всегда будет в досягаемости ваших рук, а кинжалы ваши будут столь же остры, как и сейчас.

Трое бандитов опять принялись перешептываться и через несколько секунд вернули кинжалы в ножны.

– Идем, значит, – пригласил один из них. – Мы проводим тебя в свое жилище. Неосмотрительно обсуждать определенные вещи на улице.

– Я следую за вами, – отвечал Абеллино, – но остерегайтесь обращаться со мной как с врагом. Товарищ, прости, что я слишком сильно стиснул тебе ребра: дабы искупить вину, готов стать твоим названым братом.

– Клянемся честью, что не причиним тебе никакого вреда! – вскричали бандиты хором. – А тот, кто посмеет тебя задеть, станет и нашим врагом. Человек твоего склада – как раз то, что нам нужно; иди за нами и ничего не бойся.