Московский апокалипсис

— Вольтижёр! — рявкнул адъютант, вставая. — Кругом! Шагом марш отсюда!

— Подождите, господин капитан! — сказал по-немецки один из ординарцев, с плутовской физиономией. — Господин полковник как раз вчера вздыхал по паштету. Наверное, сам бог принёс сюда этого комиссионера!

Знал бы ты, какой это бог, подумал Пётр — бежал бы сломя голову…

— Вы предлагаете коммерцию, дружище? — спросил ординарец, переходя на французский. — Мы можем договориться.

— Да, у меня отложено кое-что на продажу. Батальон уходит сегодня вечером, на усиление Мюрата. А у нас есть излишки. Желаете посмотреть?

— Да. Зовите сюда вашего носильщика.

Пётр высунулся в окно и жестом приказал Саше-Батырю подыматься. Может быть, перебить их всех прямо сейчас, подумал он, но отказался от этой мысли. В комнате саксонцев лишь трое. Но кто знает, сколько их всего в доме? Дверь на первый этаж закрыта; вероятно, там караул. Нет, их дело только разведка…

Взяв из рук носильщика тряпицу, Ахлестышев развернул её и вынул сахарную голову.

— Ух ты! Какая огромная! — восхитился второй ординарец. — Хватит на весь штаб! А то припасы уже почти кончились. Надо брать!

— А это что? — подскочил первый. — Паштет! А как пахнет! У нас дома его едят только богачи. Что вы за всё это хотите, дружище?

— Шесть бутылок вина или водки. Лучше водки.

Плут посерьёзнел.

— Водки у нас мало. Надо будить господина полковника — только ему решать такой вопрос.

Адъютант одёрнул мундир и постучал в одну из двух дверей, выходящих из залы. Шагнул туда и через минуту вернулся вместе с высоким лысым человеком, седоусым и с оловянными глазами.

— Ну? Что ты хочешь за своё барахло?

Пётр повторил запрос.

— А если я сообщу твоему командиру?

— Тогда, господин полковник, вы останетесь и без паштета, и без сахара, — нагло ухмыльнулся «вольтижёр». — А я легко продам всё это в другом месте.

Лысый нахмурился.

— Кроме того…

— Что ещё «кроме того»? Говори, мошенник?

— Батальон уходит, но я-то остаюсь. Много больных, знаете ли, и меня приписали к лазаретной команде.

— И что?

— А то, что для нужд лазарета мы раздобыли бочонок конфитюра и несколько порядочных окороков. И тот, кто купит это (кивок на стол), получит затем новые преимущества. Ну? Угодно вам иметь со мной коммерцию, или я пошёл?

Полковник стоял, набычившись, и раздумывал. Наконец он тряхнул головой.

— Шести бутылок это, разумеется, не стоит, но четыре я могу тебе дать. Конфитюр у меня пока есть. А вот если достанешь целый окорок, то получишь за него ящик токайского.

— И хорошее токайское? — «заинтересовался» Ахлестышев.

— Лучшее во всей Москве. Соглашайся, негоциант! Когда сможешь принести ляжку?

— Сначала надо, чтобы батальон ушёл. Хм… Потом дорога от Шереметьевской больницы до вас… Раньше полуночи не обернусь.

Полковник глянул на адъютанта и сказал по-немецки:

— В полночь я желал быть в церкви!

— Их там сорок человек, управятся и без нас.

— Ночью в церкви? — удивился «вольтижёр». — Я немного понимаю язык… Странные люди саксонцы! Вы молитесь по ночам?

— Не твоего ума дело! Ну, мы договорились?

Пётр осклабился.

— По рукам, господин полковник! Несите бутылки и ждите меня к полуночи. Значит, конфитюр не нужен?.. И ещё. Налейте, пожалуйста, чашку водки моему асинусу[45]. Ему скоро тащить сюда тяжёлый окорок, пусть подкрепится.

— Да, осёл у вас знатный, — одобрили гусары. — Такой и целого быка доставит, не то, что одну ногу.

Саше поднесли водки в чайном стакане и кусок сыра. Он степенно, со значением, выпил, от сыра отказался. Потом торжественно поклонился гусарам в пол.

— Благодарствуйте, сукины дети!

— Господа, не прощаюсь! — откозырял Ахлестышев. Нагрузил на носильщика узел с бутылками, и они вышли вон. Спустились на первый этаж и, как бы по ошибке, заглянули в дверь помещения. Там обнаружился караул из пяти человек, шестой стоял снаружи. Рекогносцировка местности была закончена.

По дороге домой Саша балагурил:

— Ну, Серафимыч, ты и душа-человек! Товарища не забыл, водки ему поднёс!

Когда они пришли в подвал и доложились командиру, тот выдумку Петра одобрил.

— Молодец! Они, значит, тебя в полночь ждут? Будет им гостинец!

За час до полуночи Сила Еремеевич собрал отряд и изложил план боя.

— Вы, новенькие, идёте первыми. Тем же макаром: француз при носильщике. Мы в пятидесяти шагах следом. Проходя мимо часового, Саша бьёт его по башке. Чтоб наповал!

Батырь молча кивнул и поглядел на свой кулак.

— Потом лезете наверх. Мы за вами. Подпираем дверь в караулку. Ставим там Тюфякина. Пунцовый с Голофтеевым — на дворе, у окон. Держите караулку на прицеле. Начнётся пальба — бейте их снаружи; Тюфякин стреляет через дверь. Надо, чтоб им было не до полковника — себя пусть спасают. Но лучше бы без шуму.

Партизаны слушали и запоминали.

— Дальше. Саша с Петром заходят в комнату. С «окороком». Начинают разговор. Мы с Саловаровым врываемся следом. Режем всех белым оружием[46]. Стараемся тихо. Как кончим — сразу уходим. Полковника мёртвого забираем с собой.

— Это ещё зачем? — вскричало сразу несколько человек. — Он нас свяжет. Ну его к матери!

— Отставить! — прекратил спор унтер-офицер. — Приказ обсуждать?