1909 год, подаривший Москве сразу три памятника, ознаменовался еще и установкой монумента первопечатнику Ивану Федорову. Могучая фигура просветителя отныне красовалась у Китайгородской стены. Несмотря на проливной дождь, у памятника собралось несколько тысяч человек, практически все типографские рабочие Москвы. Стоящий возле печатного станка мастер держал в руках свежеотпечатанный лист. Не осталось ни одного прижизненного портрета Ивана Федорова, поэтому скульптор С. М. Волнухин и архитектор И. П. Машков получили значительный простор для творчества. Мастеров консультировал историк И. Е. Забелин. «Несмотря на ливень, народ долго не расходился с площади, интересуясь памятником. Скульптору С. М. Волнухину была сделана шумная овация, в которой приняли участие и все почетные лица». Правда, уже на следующий день у монумента появился ироничный и в то же время горький венок «Первому мученику русской печати». Вместе с Петром Мстиславцем первопечатник выпустил в Москве всего несколько книг, после чего ему пришлось бросить начатое в столице дело и бежать в более благополучные для просвещения западные регионы.
Группа художников подавала в городскую думу проект установки памятников основателям московской государственности, в т. ч. Ивану Калите и Ивану Грозному, но бумага затерялась в недрах бюрократической машины. В июне 1912 года москвичи получили в подарок конную статую своего любимца, белого генерала М. Д. Скобелева. Памятник украшал Тверскую площадь столицы, когда главная улица Москвы еще не была искусственно расширена.
Сзади красовалось здание полицейской части со стройной пожарной каланчой. Автором монумента выступил скульптор-самоучка, полковник в отставке Самсонов. Фигура Скобелева, скачущего и размахивающего шашкой, имела всего лишь две точки опоры – задние ноги лошади. Памятник был украшен двумя весьма натуралистичными скульптурными группами русских солдат, участвовавших в походах на Балканы и в покорении Средней Азии. На постаменте укрепили бронзовую доску с одним из плевенских приказов Скобелева: «Напоминаю войскам, что скоро и нам может предстоять боевое крещение: прошу всех об этом знать и крепить дух молитвою и размышлением, дабы свято до конца исполнить, чего требуют от нас долг, присяга и честь имени русского».
По словам Ходасевича, Маяковский впервые начал укрощать улицу именно у памятника Скобелеву: «…Став на тумбу, читал он стихи, кровожадные и немцеедские «до отказа»: «О панталоны венских кокоток вытрем наши штыки!» И, размахивая плащом, без шапки, вел по Тверской одну из тех патриотических толп, от которых всегда сторонился патриотизм истинный. Год спустя, точно так же, водил он орду громил и хулиганов героическим приступом брать витрины немецких фирм»[188]
. Юнец в желтой блузе гармонично сочетался с великаном Скобелевым, прославившимся в свое время именно за антигерманские настроения.В 1914 году Скобелев видел много манифестаций, призывавших «живот положить» за «братушек»-славян и активно жертвовать на всенародное дело. Дубина патриотического угара, впрочем, всегда оборачивалась против тех, кто ее поднимал. Разборчивостью московские митингующие не отличались: «Из Дорогомилова большая толпа манифестантов пришла к Арбатской площади и остановилась у ресторана «Прага». Некоторые из манифестантов кричали: «Долой вывеску!» Манифестантам объяснили, что Прага – чешская столица, а не немецкая».
Скульптор Александр Опекушин к 1912 году выполняет заказ на памятник Александру III, установленный впоследствии возле храма Христа Спасителя. Всенародная подписка, объявленная сразу после смерти императора-миротворца, собрала гигантскую сумму 2,5 миллиона рублей. Архитектурным сопровождением проекта занимался А. Н. Померанцев. Фигура сидящего императора смотрелась колоссом. Крупный ансамбль на берегу Москвы-реки обрел свой окончательный вид. Парад по случаю открытия памятника принимал Николай II.
Предреволюционный расцвет принес развитие и музейному делу. Москва начала XX века располагала художественными, естественно-научными, техническими выставочными пространствами. Картинная галерея Румянцевского музея могла похвастать картиной А. Иванова «Явление Христа народу» и десятками полотен из собрания Ф. И. Прянишникова. Кроме русских, здесь экспонировались картины западноевропейских школ, собрание гравюр. Сам Румянцевский музей вместе с библиотекой рос и расширялся. В начале XX века сюда поступило роскошное книжное собрание К. Т. Солдатенкова, с 1912 года власти стали выделять по 8000 рублей в год для подписки на иностранные журналы.
В составе библиотеки была «комната сороковых годов», вобравшая в себя материалы о жизни Огарева, Герцена, Грановского, и специальная «чеховская комната». Книжное собрание насчитывало около миллиона томов, оно пополнялось на 40–50 тысяч книг ежегодно. Сотрудники библиотеки выполняли до 200 тысяч читательских запросов каждый год. В этнографической коллекции Румянцевского музея хранились материалы по Северной Америке, Китаю, Австралии. Присутствовал небольшой отдел первобытных древностей.