Москва в эпоху реформ. От отмены крепостного права до Первой мировой войны

Постоянно росла посещаемость Третьяковки: каждый день в галерею приходило от 500 до 700 человек, за год желающих прикоснуться к русскому искусству набралась 201 тысяча. Галерея Павла Михайловича и Сергея Михайловича стала непременным компонентом ученических экскурсий. В 1913 году попечителем галереи стал И. Э. Грабарь, а в числе членов совета значился Р. И. Клейн. В штате учреждения числились хранитель и его помощник, два старших и 28 младших служителей, 1 горничная, 4 дворника, 1 слесарь, 3 истопника, 3 ночных сторожа.

На протяжении 1913 года в галерею поступило 30 новых картин, в том числе работы Сомова, Сурикова, Коровина, Бенуа, Нестерова. В списке расходов значится «реставрация картины Репина», на операцию по восстановлению полотна ушло 2500 рублей. Общие затраты на содержание галереи и жалованье служащих составляли 78,5 тысячи рублей[191].

С изделиями народного промысла горожане знакомились в Кустарном музее губернского земства. Вход в учреждение был бесплатным. Игрушки, резные шкатулки, шкафы давали представление о той мощной когорте ремесленников, которая еще сохранилась в Подмосковье. Однажды в музей заглянул П. А. Столыпин, отправлявшийся на Дальний Восток: «Прямо с вокзала Столыпин проехал в земский музей, где был встречен председателем губернской управы Н. Ф. Рихтером и попечителем музея С. Т. Морозовым. Последний давал объяснения, указав, что музей, главным образом, содействует местным кустарным промыслам, но что теперь к музею начинает тяготеть вся кустарная Россия. Столыпин очень подробно все осматривал, все его очень удовлетворило».

Свой «музеум» существовал и при Строгановском художественном училище. Художественно-промышленный музей носил имя Александра II. Три отдела – русский, иностранный и восточный – влекли живописцев, работавших здесь с натуры над предметами старины. Резьба по дереву, медная чеканка, рукописные книги… Здесь же хранили коллекцию умершего коммерсанта К. С. Попова, включавшую материалы по искусству Дальнего Востока, Китая и Японии.

Музей Прикладных знаний, или Политехнический, поражал своим протяженным фасадом. В среду и в субботу в музей можно было попасть за 15 копеек, в остальные дни – бесплатно. Большая аудитория и две малые служили площадками для чтения публичных лекций. Школьникам рассказывали о китобойном промысле, о производстве крахмала и хлопка, об устройстве железнодорожных мостов.

Зоологический музей Московского университета, основанный еще в 1791 году как «кабинет натуральной истории», в 1902 году перевели в новое здание на Большой Никитской. Дом возводил архитектор К. М. Быковский, в 1890-е годы претворивший в жизнь удивительный проект по созданию медицинского кластера на Девичьем поле. Посетителей пускали бесплатно, правда, в холодное время брали 5 копеек за гардероб.

Высшее образование становится доступным для большинства рабочих и представителей низших слоев после открытия Московского городского народного университета. Офицер, меценат, золотопромышленник Альфонс Леонович Шанявский вздумал открыть учебное заведение, в котором не играли бы решающей роли материальный достаток, политические взгляды, половая принадлежность слушателей. А. Л. Шанявский отмечал в одном из писем к министру народного просвещения: «Несомненно, нам нужно как можно больше умных образованных людей, – в них вся наша сила и все наше спасение, и в недостатке их – причина всех наших бед и несчастий и того прискорбного положения, в котором очутилась ныне Россия… В 1885 году я пробыл почти год в Японии, при мне шла ее кипучая работа по обучению и образованию народа во всех сферах деятельности, и теперь мне пришлось быть свидетелем японского торжества и нашей полной несостоятельности»[192]. Летом 1905 года Шанявский дарит городу собственный дом на Арбате, чтобы открыть в нем университет.

Предполагалось принимать лиц от 16 лет, не смотреть при этом на национальность и веру. Преподавать могли не только ученые со степенью, но и «лица, составившие себе имя в литературе». Народный университет давал слушателям редкостную свободу – они сами составляли гибкий список лекций для посещения, не сдавали экзаменов. За обучение платили от 30 до 45 рублей в те годы, когда средний московский студент существовал на 25–30 рублей в месяц. Казалось, необыкновенный размах свободы привел бы к появлению в аудиториях случайных лиц? Ничего подобного! «…Процент ничего не делающих лиц слишком ничтожен и падает главным образом на тех случайных… лиц из состоятельных классов, которые бывают в университете ради развлечения, чтобы послушать знаменитых профессоров». Власти смотрели на новое заведение с опаской. В. М. Пуришкевич говорил: «Народный университет – большое благо, но это есть палка о двух концах, и мы твердо должны помнить это».