Читаем Москва в эпоху реформ. От отмены крепостного права до Первой мировой войны полностью

Общества и кружки соревновались между собой, кто оригинальнее почтит память национального гения. Гастрономы предлагали устроить обед с блюдами из «Евгения Онегина», велосипедисты опубликовали проект всероссийских гонок, кое-кто предлагал отлить «национальную пушку» имени Пушкина. Никольская улица с ее дешевыми народными изданиями откликнулась на юбилей выходом в свет увесистой книги с необычайно длинным и громоздким названием: «Полное собрание сочинений всех стихотворений Пушкина, Лермонтова и Кольцова, этих величайших и знаменитейших 3-х творцов, наших родных поэтов. Все три творческо-поэтические сочинения помещены в одном большом томе. С приложением очень интересных их биографий, в особенности первого и второго, а именно Пушкина и Лермонтова, каковые эти величайшие поэты оба погибли скорбно-печальным и трагическим образом, на роковых дуэлях их в полном расцвете лет жизни их. В особенности здесь помещено интересное описание, предсмертные разговоры их с своими приближенными друзьями, при последних минутах трагических несчастных кончин их, конечно каждого в отдельности и в свои времена». Литературоведы отзываются о подобных «опусах» с иронией и негодованием, но, возможно, кому-то из народных низов даже такое безграмотное издание открыло дверь в мир классиков.

В Сокольниках вырастили большой цветочный портрет Пушкина. Клумба смотрелась очень выразительно. Появился табак и спички под маркой «Пушкин», «пушкинские перья» и даже чернильницы, стилизованные под бюст писателя. Шустов выпустил в честь юбилейных торжеств коньяк, кондитерское заведение Абрикосовых освоило производство рельефных «таблеток» с профилем поэта.

Торжественная вакханалия распространилась на ситцевые платки, обувь и духи – французы отметились выпуском парфюма «Bouquet Pouchkine». Несмотря на ограниченность и уход в «коммерцию», празднество 1899 года носило общероссийский характер, о чем свидетельствовал июльский номер «Вестника Европы»: «Как и девятнадцать лет тому назад, пушкинские дни были сновидением, позволяющим забыть на несколько минут печальную действительность – и вместе с тем своего рода «земским миром», во время которого умолкает вражда и прекращаются распри».

Однако юбилеи проходят, а поэты остаются. «Московский листок» сообщал, что в 1901 году в городских читальнях сочинения Гоголя пользовались большим спросом, нежели книги Пушкина: Александр Сергеевич собрал 1356 требований, а Николай Васильевич – 2500. В начале XX века памятник нередко «обижали», о чем свидетельствуют газеты: «Пушкину не везет! Загородили его столбами трамвая, а затем, должно быть в знак особого уважения к великому поэту, управа окружила его памятник скамейками, поставив их так, что публика садится к нему спиной».

Один из ранних рассказов Леонида Андреева носит название «Памятник». Юная кокотка мерзнет на Тверском бульваре под промозглым неприятным дождем. «Прямо перед ней тяжелой и угрюмой массой возвышался памятник. Дождевая вода каплями текла по черному, хмурому лицу, собиралась озерцами в глубоких выемках рукавов и ручейками стекала по складкам плаща». Внезапно появляется спаситель. Он недоверчиво смотрит на девушку и даже пытается читать ей лекции: «А кто такой «Пушкин»? Околоточный надзиратель?.. Эх!.. Пушкин был великий человек. А я вот сижу и думаю, почему один великий человек стоит на пьедестале, а другой вот тут под дождем мокнет и с тобой, умницей, разговаривает. Поняла?» В конце герой сжалился над несчастной и повел ее греться в маленькую комнатку на Грузинах.

Алексей Ремизов подбадривал москвичей: «В четверг вечером на Тверской бульвар пожалуйте на музыку: оркестр Александровского военного училища, капельмейстер Крайнбриг, соло на корнет-а-пистоне… На Страстной монастырь глядя, памятник Пушкина: Пушкин в крылатке стоит со шляпой… Какой сказочный образ – и большего добродушия и упоенности своим историческим обличьем едва ли в ком еще встретите – подлинно, Пушкин был самый счастливый на Москве от Марьиной рощи до Воробьевых гор и от Нескучного до Андроньева. Полон, кишит бульвар»[222]

.

Парадоксально, что в окружении поэта практически не осталось зданий, которые стояли здесь в 1880 году. Пушкин слишком самодостаточен, чтобы заметить муравьиную возню людей и машин вокруг себя. Взгляд поэта – отвлеченный, сосредоточенный. У Пушкина по-прежнему назначают встречи влюбленные. Сюда приходят туристы и в тысячный раз запечатлевают бронзового гиганта. «На фоне Пушкина! И птичка вылетает».

Перейти на страницу:

Все книги серии Путешественники во времени

Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи
Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи

Тюдоры — одна из самых знаменитых династий, правящих в Англии. Они управляли страной почти сто лет, и за это время жизнь Англии была богата на события: там наблюдались расцвет культуры и экономики, становление абсолютизма, религиозные реформы и репрессии против протестантов, война. Ответственность за все это лежит на правителях страны, и подданные королевства свято верили королям. А они были просто людьми, которые ошибались, делали что-то ради себя, любили не тех людей и соперничали друг с другом. Эти и многие другие истории легли в основу нескольких фильмов и сериалов.Из этой книги вы узнаете ранее не известные секреты этой семьи. Как они жили, чем занимались в свободное время, о чем мечтали и чем руководствовались при принятии нелогичных решений.Окунитесь в захватывающий мир средневековой Англии с ее бытом, обычаями и традициями!

Трейси Борман

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Педагогика / Образование и наука
Средневековая Англия. Гид путешественника во времени
Средневековая Англия. Гид путешественника во времени

Представьте, что машина времени перенесла вас в четырнадцатый век…Что вы видите? Как одеваетесь? Как зарабатываете на жизнь? Сколько вам платят? Что вы едите? Где живете?Автор книг, доктор исторических наук Ян Мортимер, раз и навсегда изменит ваш взгляд на средневековую Англию, показав, что историю можно изучить, окунувшись в нее и увидев все своими глазами.Ежедневные хроники, письма, счета домашних хозяйств и стихи откроют для вас мир прошлого и ответят на вопросы, которые обычно игнорируются историками-традиционалистами. Вы узнаете, как приветствовать людей на улице, что использовалось в качестве туалетной бумаги, почему врач может попробовать вашу кровь на вкус и как не заразиться проказой.

А. В. Захаров , Ян Мортимер

Культурология / История / Путеводители, карты, атласы / Образование и наука

Похожие книги

Медвежатник
Медвежатник

Алая роза и записка с пожеланием удачного сыска — вот и все, что извлекают из очередного взломанного сейфа московские сыщики. Медвежатник дерзок, изобретателен и неуловим. Генерал Аристов — сам сыщик от бога — пустил по его следу своих лучших агентов. Но взломщик легко уходит из хитроумных ловушек и продолжает «щелкать» сейфы как орешки. Наконец удача улабнулась сыщикам: арестована и помещена в тюрьму возлюбленная и сообщница медвежатника. Генерал понимает, что в конце концов тюрьма — это огромный сейф. Вот здесь и будут ждать взломщика его люди.

Евгений Евгеньевич Сухов , Евгений Николаевич Кукаркин , Евгений Сухов , Елена Михайловна Шевченко , Мария Станиславовна Пастухова , Николай Николаевич Шпанов

Приключения / Боевик / Детективы / Классический детектив / Криминальный детектив / История / Боевики
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное