Москва в эпоху реформ. От отмены крепостного права до Первой мировой войны

Двухэтажный дом хранит в себе еще два полноценных небольших этажа: полуподвал, где были расположены хозяйственные помещения, и мансарду с тайной старообрядческой моленной. Особняк строили в те времена, когда раскольникам еще не разрешали держать своих молитвенных пространств, поэтому домовую церковь пришлось спрятать от случайных посетителей. Заказчик, С. П. Рябушинский, отличался уважением к вере своих предков, он собрал значительную коллекцию древнерусского искусства. Когда была организована выставка в честь 300-летия династии Романовых, из 147 представленных икон 54 принадлежали Степану Павловичу. Рябушинский вынашивал планы по открытию музея в собственном особняке, но в 1919 году меценату пришлось эмигрировать.

Личный особняк Федора Шехтеля

А. В. Иконников писал, что в работах Шехтеля берет верх тип «здания-организма», когда внутреннее пространство, «начинка» дома побеждает оболочку и диктует ему свою волю. Интересно, что именно в доме на Малой Никитской отнюдь не склонный к сентиментальности Сталин произнес фразу о том, что производство душ важнее производства танков. Творение Шехтеля наглядно демонстрирует, сколь удивительным может быть терзание одной-единственной души.

Мир Кекушева

Творчество Льва Николаевича Кекушева хорошо известно любителям пеших прогулок. Оставивший на столичных улицах не один десяток зданий, маститый архитектор работал и с доходными домами, и с частными особняками. «Архитектурная Москва» писала о творчестве зодчего в 1911 году: «Это архитектор-энциклопедист. Все стили ему одинаково доступны, и во всем он сумел показать себя». Творчество Кекушева напоминает короткую жизнь бабочки или быстрое цветение мака – он строил споро, талантливо, дерзко, упоительно, но «сгорел» на работе. Основная часть его архитектурной биографии приходится на период с 1896 по 1907 год. Лев Николаевич проявил себя не только в строительстве, он еще и рисовал театральные афиши. Дома Кекушева легко узнаются по львиным элементам декора – архитектор играл со зрителем, желал собственного бессмертия и «прятал» фигуру царя зверей во многие постройки.

Лев Николаевич обладал редкостной творческой свободой – часто он возводил дома по собственному вкусу и лишь затем занимался вопросами их продажи. Если раньше на роль Творца претендовал только Господь, то XX век признавал такую роль за человеком. М. В. Нащокина описывает собирательного персонажа эпохи модерна: «Художник-одиночка, углубленный в диалог с самим собой, живущий как бы вне пошлой и скучной повседневности, обладающий подчас странными привычками, причудами и слабостями, но воспаряющий над реальностью в минуты вдохновения, предстал перед современниками в роли нового пророка»[251]. Мечтательные и мистически настроенные архитекторы существовали всегда (например, В. И. Баженов, А. Л. Витберг), но царство Кекушева, объемное, дивное, по-настоящему Тридевятое, раскинулось на компактном участке Москвы и позволяет погрузиться в свои глубины за пару дней.

Впрочем, К. С. Петров-Водкин, учившийся своему ремеслу в конце 1890-х годов, разбивает всю мистическую составляющую, описывая будни дома на Мясницкой, где готовили новую смену русских зодчих: «Архитекторы работали в верхнем этаже. Они отличались костюмами и развязностью в обращении с нами. «Мастерами резиновых шин» звали их живописцы: будут-де побрызгивать они на нас, пеших, грязью. Действительно, со второго курса они пристраивались к делу, курили «Зефир» и обедали в «Баварии». «Черт меня побери, не перейти ли мне на архитектуру?» – скажет иной раз поколебленный живописью товарищ. «Иди (имярек)! Курятник губернатору выстроишь, медаль заработаешь, на купчихе женишься…» – ответит ему товарищ… Говоря по совести, отношение наше к ним потому было таким, что ничем архитекторы нас не радовали с верхушки: отмывки, промывки замусленных акварелью проектов классического репертуара, а на улицах мы видели осуществленными работы их учителей вроде Ярославского вокзала и купеческих особняков в «медвежьем стиле Средневековья» – так прозвали мы морозовский особняк. Скульпторы были ближе к нам, они тоже непосредственно производили вещи и тоже, как и мы, большого спроса на себя не имели. Правда, у них была лучшая увязка с архитекторами. Задумает строитель, для желающего отличиться купца, фигуры сверхъестественные на фасаде поставить и, чтоб подешевле обошлось, пригласит молодого скульптора старшего курса для выполнения. И начнут тогда архитектор с купцом из юноши жилы вытягивать: и то не так, и этак плохо, а чтоб было здорово! Запивал обычно молодой скульптор с горя. Пил ведь когда-то Коненков горькую, и, я уверен, не без этой причины».

Общественное мнение

Художественная среда относилась к всеобщему увлечению новым стилем неоднозначно. Самой жесткой «пощечиной» модерну считается стихотворный отзыв В. Я. Брюсова, написанный в 1909 году. Поэт обращается к старой Москве, потерявшей на рубеже веков свою идентичность: