Читаем Москва в эпоху реформ. От отмены крепостного права до Первой мировой войны полностью

П. И. Щукин вспоминает исторические сюжеты, невесть как затесавшиеся в содержимое лубочных картинок: скачущий рыцарь с Андреевской лентой наперевес и странный текст: «Государь и царь Иоанн Васильич Грозный, человек справедливый, но сурьезный». Армия книжных разносчиков была многочисленной – только во Владимирской губернии в 1890-е годы насчитывалось 6 тысяч офеней.

На рубеже XIX и XX веков окрестности Никольской представляли собой огромный книжный рынок. С середины 1870-х годов возле снесенной в советские годы церкви Троицы в Полях торговал букинист Афанасий Астапов. В 1875 году молодому антикварию улыбнулась удача – он дешево купил около ста пудов книг. На восьми подводах Астапов вывозил с Большой Никитской библиотеку профессора О. М. Бодянского. Постепенно маленькая лавочка превратилась в дискуссионный клуб, где разворачивались жаркие словесные баталии. К Астапову заглядывали В. О. Ключевский, И. Е. Забелин, В. С. Соловьев, Л. Н. Толстой. Магазин вскоре шутливо прозвали «книжным парламентом».

Коллекционер П. И. Щукин свидетельствовал: «Лавочка Астапова находилась ближе к Проломным воротам, а сам он жил рядом с лавочкой в миниатюрном помещении, которое так было заставлено полками с книгами, что в нем едва можно было повернуться». В 1908 году Астапов решился продать свой магазин… вместе с самим собой. Букинист выторговал право находиться в лавке до конца своих дней и сидел в специальном кресле, взирая на покупателей.


Открытие памятника Ивану Федорову


Торговцы книгами встречались и в других частях города. Научную литературу приобретали возле университета, народные издания шли нарасхват у решетки Александровского сада. За редкой книгой могли отправиться на Смоленский рынок. Московские букинисты выработали свой колоритный язык, описанный Е. П. Ивановым в книге «Меткое московское слово». Залежавшиеся в лавке толстые тома называли «слониками», «морожеными кочерыжками» либо «козлами», предлагали купить на курево или обертку. Торговля шла с прибаутками: «Почему же не полное собрание сочинений? Тут лишнего даже много!» Неуверенного клиента подбадривали: «Это не экземпляр, а конфетка леденистая. Переплет Пушкина помнит… Может, и сам Пушкин ее читал. Ничего нигде не приписал? Посмотрите хорошенько!»


Книжный склад П.А. Ефремова на Никольской


Никольская начинала терять статус, «литературой Никольского рынка» называли дешевые издания сумбурного содержания, сонники, песенники, безграмотные романы. Но ведь не сразу нужно перескакивать с азбуки на Адама Смита и Жюля Верна! «Нужно понять: человеку, в грамоте не сильному, страшно заходить в настоящий книжный магазин. Как спросить, да что тебе ответят, да еще станут ли разговаривать? Иное дело, когда книжки на улице, у всех на виду, а хозяин разговорчив и умеет свой товар показать и похвалить. Книжки ярки, обложки говорят за себя сами, по стенам и на прилавке лубки высоконравственного содержания, с императорами, чертями, богатырями и пляшущей бабой, с забавным стишком; на всякий вкус, на всякую цену, на любой спрос»[259].

На Никольской появлялись писатели-самоучки, часто не имевшие образования. За очередной чувствительный «роман» такой литератор получал несколько рублей или новую пару сапог. «Все поэты-самоучки писали под Некрасова, Кольцова и Никитина. Все они неизменно пели о полях, сивке, тяжелой доле и прочем соответствующем, хотя некоторые были отлично устроены, жили в городах и с немалым достатком; и книги издавали, конечно, за свой счет». Каждый издатель держал вокруг себя нескольких полуграмотных, но хватких писателей. Они сочиняли слезливые песни, чувствительные книжки, в общем, продолжали традиции Матвея Комарова.

Оставаясь безвестными, литераторы из народной среды хорошо знали особенности российского крестьянства. «Песни самоучек распевала деревенская Россия, по их тоненьким романам она училась читать. Самоучки-художники малевали яркие картины – те самые, которые сейчас так ценятся и усердно собираются любителями; самоучки писали к ним текст, не всегда грамотный, но всегда отлично приноровленный ко вкусам и к пониманию деревни».

Московские букинисты знали толк в хороших книгах. В 1898 году в Петербурге выставили на аукцион библиотеку известного коллекционера Березина-Ширяева. Торговцы облизывались, глядя на 60 тысяч томов, но многих покупателей отпугивала цена – 150 тысяч рублей! Знаток антиквариата Павел Шибанов увез самые ценные экземпляры, около полутора тысяч книг, в Москву и выставил в личном магазине на Никольской улице[260]. Шибанов торговал на первом этаже «Славянского базара», здесь же располагались торговые точки Сытина, Земского, Гессе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Путешественники во времени

Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи
Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи

Тюдоры — одна из самых знаменитых династий, правящих в Англии. Они управляли страной почти сто лет, и за это время жизнь Англии была богата на события: там наблюдались расцвет культуры и экономики, становление абсолютизма, религиозные реформы и репрессии против протестантов, война. Ответственность за все это лежит на правителях страны, и подданные королевства свято верили королям. А они были просто людьми, которые ошибались, делали что-то ради себя, любили не тех людей и соперничали друг с другом. Эти и многие другие истории легли в основу нескольких фильмов и сериалов.Из этой книги вы узнаете ранее не известные секреты этой семьи. Как они жили, чем занимались в свободное время, о чем мечтали и чем руководствовались при принятии нелогичных решений.Окунитесь в захватывающий мир средневековой Англии с ее бытом, обычаями и традициями!

Трейси Борман

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Педагогика / Образование и наука
Средневековая Англия. Гид путешественника во времени
Средневековая Англия. Гид путешественника во времени

Представьте, что машина времени перенесла вас в четырнадцатый век…Что вы видите? Как одеваетесь? Как зарабатываете на жизнь? Сколько вам платят? Что вы едите? Где живете?Автор книг, доктор исторических наук Ян Мортимер, раз и навсегда изменит ваш взгляд на средневековую Англию, показав, что историю можно изучить, окунувшись в нее и увидев все своими глазами.Ежедневные хроники, письма, счета домашних хозяйств и стихи откроют для вас мир прошлого и ответят на вопросы, которые обычно игнорируются историками-традиционалистами. Вы узнаете, как приветствовать людей на улице, что использовалось в качестве туалетной бумаги, почему врач может попробовать вашу кровь на вкус и как не заразиться проказой.

А. В. Захаров , Ян Мортимер

Культурология / История / Путеводители, карты, атласы / Образование и наука

Похожие книги

Медвежатник
Медвежатник

Алая роза и записка с пожеланием удачного сыска — вот и все, что извлекают из очередного взломанного сейфа московские сыщики. Медвежатник дерзок, изобретателен и неуловим. Генерал Аристов — сам сыщик от бога — пустил по его следу своих лучших агентов. Но взломщик легко уходит из хитроумных ловушек и продолжает «щелкать» сейфы как орешки. Наконец удача улабнулась сыщикам: арестована и помещена в тюрьму возлюбленная и сообщница медвежатника. Генерал понимает, что в конце концов тюрьма — это огромный сейф. Вот здесь и будут ждать взломщика его люди.

Евгений Евгеньевич Сухов , Евгений Николаевич Кукаркин , Евгений Сухов , Елена Михайловна Шевченко , Мария Станиславовна Пастухова , Николай Николаевич Шпанов

Приключения / Боевик / Детективы / Классический детектив / Криминальный детектив / История / Боевики
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное