Москва в эпоху реформ. От отмены крепостного права до Первой мировой войны

Крестьяне охотно раскупали песенники, потому что хотели прикоснуться к городской жизни и исполнять не только народные произведения. Библиотеки пока еще не дотянулись до села и маленьких городков, а цены на книги казались непомерными. Д. Н. Мамин-Сибиряк вспоминает, как хотел, будучи мальчиком, купить атлас для обучения рисованию, но офеня просил за книжку два рубля серебром. Но даже глупые брошюрки по 5—10 копеек приучали народ к чтению. Вокруг грамотного рабочего или крестьянина сразу образовывался кружок в 10–20 человек, и долгими зимними вечерами в маленькой сторожке или прихожей устраивались «читки». Тот же Мамин-Сибиряк рассуждает: «Мы сейчас слишком привыкли к книге, чтобы хотя приблизительно оценить ту громадную силу, которую она представляет. Важнее всего то, что эта сила, в форме странствующей книги в коробке офени, сама приходила уже в то далекое время к читателю и, мало того, приводила за собой другие книги, – книги странствуют по свету семьями, и между ними сохраняется своя родовая связь. Я сравнил бы эти странствующие книги с перелетными птицами, которые приносят с собой духовную весну. Можно подумать, что какая-то невидимая рука какого-то невидимого гения разносила эту книгу по необъятному простору Руси, неустанно сея «разумное, доброе, вечное».

Офени понимали, что часть крестьян живет в мире натурального хозяйства и с деньгами соприкасается редко. Сытинские книгоноши умудрялись менять свой товар на овес, льняное семя и пеньковые лапти: «…Изношенные лапти плывут в Питер, а там из этого добра бумагу на фабрике у Печаткина делают. Вот какой оборот получается! И от книжечек доход и от лаптей не убыток». В начале XX века конкуренцию коробейникам составляли и железные дороги, и крупные магазины, и каталоги товаров с доставкой по почте. Офени стали объединяться в артели, забираться в места, куда нога купца и капиталиста еще не ступала. Даже перед революцией российская торговля существовала как бы в нескольких временных измерениях – пока столичные дамы примеряли новинки в петербургских и московских пассажах, жители Урала и Поволжья могли с нетерпением ждать появления «ходебщика». Модернизация нисколько не спугнула мелочных торговцев. Сейчас в электричках работают потомки офеней XIX века. Они предлагают клейкую ленту от мух, чудо-терку, газеты, православные календари, очки, кроссворды, надувные подушки и маникюрные ножницы.

Успехом пользовались и сытинские календари, общий тираж которых в 1893 году составлял 21 миллион экземпляров. Доход товарищества И. Д. Сытина в 1914 году перемахнул за 10 миллионов рублей. Листая каталоги сытинских изданий, поражаешься широтой интересов дореволюционного коммерсанта.

По 7 копеек шли книжки для самых маленьких: «Шалости котят», «Варя и кукла», «Робинзон Крузо», «Росинки», «Умник Ваня», «Кот-мурлыка». Издавались даже специальные брошюрки для украшения новогодней елки! Захотело чадо почитать – снимает книгу с ветки. В 40–50 копеек оценивались детские издания большого формата: «Маша и Федя в школе у медведя», «Звездочки», «Смоляной бычок». Сытин знакомил русских детей с фольклором сопредельных стран – так, у него вышли «Польские сказки» и «Сказки кавказских горцев».

Печатались и гимназические хрестоматии – в сборник «Родные поэты» вошли избранные стихи Жуковского, Пушкина, Крылова, Веневитинова, Языкова, Баратынского, Кольцова[266]. Из детских книжек по русской истории Сытин предлагал «Рассказ старушки о двенадцатом годе», «Московский Кремль», «Штурм Малахова кургана», «Саардамский плотник» о жизни Петра. «Буквари и удешевленные учебники лучших педагогов того времени и наглядные пособия массами двинулись в начальные, сельские и воскресные школы; книги для самообразования, для внешкольного просвещения, по ремеслам, по сельскому хозяйству – целыми библиотеками, специально подобранными, стали доступны взрослому населению в самых отдаленных и глухих местечках». Чехов называл сытинскую типографию местом, «где русским духом пахнет и мужика-покупателя не толкают в шею».

Накануне значимых юбилеев Сытин рассылал приятелям приглашения: «У меня 14 сего сентября 30-летний юбилей моего служения книгоиздательскому делу… Тридцать лет назад я пришел в Москву из Костромских лесов и у Ильинских ворот вступил на поприще книжного дела. Не готовясь и не думая, я только вчера вечером вспомнил об этом и, чтобы не очень буднично провести этот день, решил позвать к себе вечерком близко знакомых своих друзей».

Миллионер чувствовал себя на книжном рынке как рыба в воде, умел приспосабливаться к изменяющимся условиям, любил рисковать. 2500 рабочих, обширная торговля в десятках городов, 500 миллионов экземпляров выпущенной продукции! Сытин мог и взятку дать, и законом пренебречь, но его издательская империя не имела равных в дореволюционной России.