Москва в эпоху реформ. От отмены крепостного права до Первой мировой войны

Москва на несколько недель возвращала себе статус столичного города, где российский правитель становился помазанником Божиим. Великий князь Константин Константинович отмечает в дневнике 2 мая 1896 года: «Во всем, в приготовлениях украшений города, в каком-то необыкновенном оживлении на улицах, в этом множестве войск, постепенно прибывающих в Москву и наводняющих ее красивыми гвардейскими мундирами, в самом воздухе чувствуется ожидание наступающих великих дней. Наша семья, вся почти без исключений, съезжается сюда, со всех сторон света прибывают иностранные принцы».

Торжества должны были продлиться с 6 по 26 мая. 9 мая состоялся парадный въезд императора в город: «Что за восторг! Народу тьма, трибуны кипели зрителями, вдоль Верхних рядов тянулись тысячи волостных старшин, в воздухе стоял гул колоколов. И вот ударил первый выстрел салюта, возвещающего, что Царь выехал из Петровского дворца; веселее зазвенели колокола; все сняли шапки и перекрестились».

15 мая Николай II поклонился народу с Красного крыльца, а вечером Кремль озарился огнями: «Громадная толпа народу, ни одного пьяного; нас узнавали и сопровождали оглушительным «ура», часто невозможно было двигаться в густой толпе. Иллюминация волшебная – море огня». Океан света над Москвой оценил и Хельмут фон Мольтке, племянник известного военного теоретика: «Трудно описать, что это такое. Весь Кремль сиял электрическим светом. Башни и ворота словно состояли из миллионов лампочек, от основания до самых шпилей с крестами. Они казались видениями из иного мира. По зубцам окружной стены во всю ее восьмикилометровую длину были прикреплены лампочки. Все это море огня зажигается рукой Императрицы. Она берет букет, и в мгновение ока всё вспыхивает. С террасы Кремля мы смотрели на город огня. Дома, башни, мосты в сверкающих искрах сияли синим, красным, зеленым светом. По берегам Москвы-реки, насколько доставал взгляд, тянулись гирлянды лампочек. Это была столь неописуемая роскошь, что мы ею совершенно оглушены»[156]

.

18 мая вся Москва переместилась на Ходынское поле, ждали народных гуляний и раздачи царских подарков, скудных, но для простого обывателя весьма памятных. Недалеко от Петровского парка построили ларьки для раздачи императорских гостинцев, меда и пива. Уже с вечера поле наполнилось толпой народа. Шли с Пресни, Тверской, Бутырок, заполняя все окрестные улицы в желании получить эмалированную кружку с золоченым вензелем. «К полуночи громадная площадь, во многих местах изрытая ямами, начиная от буфетов, на всем их протяжении, до здания водокачки и уцелевшего выставочного павильона, представляла из себя не то бивуак, не то ярмарку. На более гладких местах, подальше от гулянья, стояли телеги приехавших из деревень и телеги торговцев с закусками и квасом… С рассветом бивуак начал оживать, двигаться. Народные толпы все прибывали массами. Все старались занять места поближе к буфетам»[157].

Празднично разодетые рабочие и мещане жгли костры, весело болтали, смеялись, пели песни, гадали, какие дополнительные «бонусы» достанутся простым москвичам: «Отчего же?.. Бывает же людям счастье. Може, и точно попанется выигрышный билет. (Среди народа был слух, что, кроме подарков, будут раздавать еще и выигрышные билеты.) Уж что там десять тысяч. Хушь бы пятьсот рублей. То-то бы наделал делов: старикам бы послал, жену бы с места снял. А то какая жизнь врозь. Часы бы настоящие купил. Шубу бы себе и ей сделал. А то бьешься, бьешься – и все из нужды не выбьешься»[158].

Гуляния планировали объявить открытыми в 10 утра, но среди толпы прошел слух, что подарков на всех не хватит, и буфетчики будут раздавать кружки и сайки преимущественно своим знакомым. Люди хлынули сплошным потоком, началась давка, унесшая жизни более чем тысячи человек. Часовых и казаков, охранявших балаганы и буфеты, быстро оттеснили.

Ходынское поле было изрыто ямами и рвами, сложный рельеф только увеличил количество жертв – людей топтали, самые наглые шли по головам в надежде поживиться гостинцами. Слышались крики: «Дают! Дают!» Давка, по свидетельству Гиляровского, продолжалась не больше десяти минут. Около шести утра все было кончено. Открылось огромное поле, напоминавшее сцену древнерусской брани. Место трагедии спешно очистили от трупов и крови, а гуляния даже не отменили. «Более 500 раненых отвезли в больницы и приемные покои… Стоны и причитания родственников, разыскавших своих, не поддавались описанию… По русскому обычаю народ бросал на грудь умерших деньги на погребение… А тем временем все подъезжали военные и пожарные фуры и отвозили десятками трупы в город. Приемные покои и больницы переполнились ранеными. Часовни при полицейских домах и больницах и сараи – трупами. Весь день шла уборка… Кроме этого, трупы находили и на поле, довольно далеко от места катастрофы. Это раненые, успевшие сгоряча уйти, падали и умирали. Всю ночь на воскресенье возили тела отовсюду на Ваганьковское кладбище».