Москва в эпоху реформ. От отмены крепостного права до Первой мировой войны

Великий князь Константин Константинович отметит: «Еще больнее, что нет единодушия во взглядах на это несчастие: казалось бы, генерал-губернатор должен явиться главным ответчиком и, пораженный скорбью, не утаивать или замалчивать происшествие, а представить его во всем ужасе… Я слышал мнение, что не следует отменять празднеств ради катастрофы на Ходынском поле ввиду того, что Коронация слишком большое торжество и должно быть празднуемо… Число погибших все растет, теперь говорят, что их более 2000»[159]. Несмотря на искренние переживания, молодой император в тот же день отправился на бал к французскому посланнику Монтебелло. «Сегодня произошел большой грех», – запишет он в дневнике. Придворные предполагали, что Николай II, «…исполняя тяжелую обязанность монарха, хочет скрыть от иностранцев наше внутреннее русское горе».

Граф А. А. Игнатьев пишет о панических настроениях в городе и странном послевкусии трагедии: «…К нам подошел конвойный офицер в красной черкеске, известный гуляка князь Витгенштейн, и …сказал нам: «Слыхали? Черт знает что вышло – какой-то беспорядок! Все это вина паршивой московской полиции, не сумевшей справиться с диким народом!» Играли гимн, кричали «ура», но все чувствовали, что случилось нечто тяжелое и что надо скорее покончить с этим очередным номером торжеств. Однако весь ужас совершившегося мы поняли, уже возвращаясь в Кремль: мы обогнали несколько пожарных дрог, на которых из-под брезентов торчали человеческие руки и ноги…»[160]

Полицмейстера Власовского после печальной трагедии отправили в отставку, правда, назначив ему 15 тысяч рублей ежегодного пенсиона. 1800 полицейских не смогли спасти толпу от начала давки. Интересно, что события на Ходынке послужили толчком к попыткам создания системы «Скорой помощи». Александра Федоровна высказывала подобные мысли в конце 1896 года. Владимир Маковский, переживая сложный год, навсегда изменивший отношение русского народа к царю, написал картину «Ходынка». Ее даже пытались выставить в Москве. Предварительное разрешение было получено, но потом любое упоминание о полотне тщательно вымарывали из каталогов со словами: «Картине еще не время, она является солью, посыпанной на свежую рану». Огромное стечение народа помножилось на нерасторопные действия полиции и городских заправил. Престиж власти стремительно падал.

В 1898 году А. М. Опекушин заканчивает памятник Александру II. Мощную фигуру императора устанавливают в Кремле. Памятник венчали ангелы. Один символизировал спокойствие и держал ветвь мирры, другой взял в руки цепи разорванного рабства… Над государем водрузили шатровую островерхую крышу на четырех столбах, взгляд зрителя занимала внушительная колоннада. Последняя, впрочем, послужила поводом для шуток и песенок:

Безумного строителяБездарный выбран план —

Царя-ОсвободителяПоставить в кегельбан.

Изъяны «кегельбана» из колонн замечают многие критики. «Это общий недостаток всех памятников, где статуи имеют прикрытия… Даже войдя в галерею, посетитель не вполне свободен в достижении главной цели – осмотреть изображение Императора, – так как столбы часто мешают этому»[161]. Занятно, что в Петербурге удовлетворяли далеко не все выдвинутые общественностью проекты московских памятников. Еще в 1885 году гласные городской думы захотели увековечить память Екатерины II, установив монумент императрицы на одной из главных площадей. Власти империи ответили отрицательно. Н. И. Астров связывает отказ со столетним юбилеем «Жалованной грамоты городам» – российские мегаполисы могли-де вспомнить о своих утраченных вольностях.

Еще при Николае Алексееве был ускорен процесс обсуждения проектов московской канализации. Работы начались в 1892 году. К сожалению, Николай Александрович не увидел первой очереди своего детища, продолжателями его дела выступили городские головы Рукавишников и Голицын. В 1898 году город частично избавился от порядком надоевшего зловония. Москвичи часто не утруждали себя уборкой нечистот и отказывались от услуг ассенизационного обоза. Например, живший в районе Болотной площади домовладелец Попов устроил целую систему колодцев по спуску зловонных отходов в Водоотводный канал.