Москва в эпоху реформ. От отмены крепостного права до Первой мировой войны

Российские кондитеры охотно откликались выпуском новой продукции на важные юбилеи. В 1911 году страна праздновала 50-летие отмены крепостного права. Абрикосовы подарили Москве карамель «Освобождение крестьян», Эйнем – конфеты «19 февраля», фабрики поменьше производили конфеты «Реформа» и «Воля». В 1913 году, когда отмечали 300-летие восшествия на престол династии Романовых, появилось знаменитое печенье «Юбилейное». «С. Сиу и Ко» отметились маркой конфет «Сусанин». Фабрика Леновых выпускала конфеты с портретами российских правителей. Разворачиваешь фантик, а на тебя глядит Елизавета Петровна с Михаилом Федоровичем.

Жестяные коробки с цветными портретами Кутузова приветствовали покупателей в 1912 году, когда отгремело столетие Отечественной войны. У Абрикосовых можно было приобрести конфеты «Пожар Москвы», «Вступление в Москву французов». Ассортимент приуроченной к тем или иным датам продукции постоянно расширялся, кондитеры иногда реагировали на события недавних лет. «С. Сиу и Ко» штамповали плитки шоколада «Белый генерал» в честь М. Д. Скобелева, появились конфеты «Гордый Варяг», «Порт-Артур»… В годы Первой мировой прилавки кондитерских лавок заполнила карамель «Военная», конфеты «Полковые», «Слава», «Единение», «Милосердие», «Кавалер», «Георгиевские». Фабрика Дешиных начала выпускать серию «Наши герои» с портретами Брусилова, великого князя Николая Николаевича, казака Крючкова. Товарищество «Эйнем» водрузило на коробки российский триколор с портретом цесаревича Алексея.

Революция стала могильщиком кондитерского бизнеса. Фантики стали бесцветными и суровыми, а сами фабрики сменили названия и владельцев. Предприятие Абрикосовых стало Бабаевским, «Эйнем» – «Красным Октябрем», «Сиу» – «Большевиком».

Москвич по складу своего характера не может жить в пределах узкого мирка. Он сердоболен, мягкосердечен, и потому живо откликается на все происходящие в мире события. В 1870-е годы средний москвич сочувствовал освобождению славянских стран, а в 1900-е нашелся новый маленький народец на противоположном краю земного шара, приковавший внимание столичных обывателей. Этим народом стали буры!

Колонизаторы-голландцы, сопротивлявшиеся англичанам, завоевали симпатии общественного мнения. Любая чайная того времени напоминала политический салон: «Нынче куда ни сунься – все буры да буры: газету ли старую возьмешь, в чем сапоги принесли чинить, сейчас прочитаешь: буры отразили нападение англичан, буры взяли английские пушки и столько-то там пленных; хозяйка за хозяином в трактир пошлет – придешь и не докличешься его. Сидят с приятелем за чаем да спорят, спорят так, что чуть в глаза друг другу не вцепятся»[169]

. В Южную Африку отправился воевать А. И. Гучков, гласный городской думы с 1897 года. Депутаты в складчину заказали золотой кубок, который и отправили командующему армией буров. В Манеже ставили пьесу «На высотах Драконовых скал, или Война буров с англичанами».

«Опомнитесь и поймите, что враги ваши не буры, не англичане, не французы, не немцы, не чехи, не финляндцы, не русские, а враги ваши, одни враги – вы сами, поддерживающие своим патриотизмом угнетающие вас и делающие ваши несчастия правительства», – проповедовал Лев Толстой[170]. Но при получении газет Лев Николаевич радовался любым успехам бурской стороны. Десятки мальчишек мечтали отправиться поближе к театру военных действий. У кого было десять рублей в кармане, у иных полтора. Маленькая Цветаева изрисовала всю имевшуюся в доме бумагу портретами буров в широких шляпах[171]. Константин Паустовский писал: «Мы, дети, были потрясены этой войной. Мы жалели буров, дравшихся за свою независимость, и ненавидели англичан… Самыми популярными людьми были у нас бурские генералы Деветт, Жубер и Бота. Мы презирали надменного лорда Китченера и издевались над тем, что английские солдаты воюют в красных мундирах. Мы зачитывались книгой «Питер Мариц, молодой бур из Трансвааля». Но не только мы – весь культурный мир с замиранием сердца следил за трагедией, разыгравшейся в степях между Ваалем и Оранжевой рекой, за неравной схваткой маленького народа с могучей мировой державой… Шарманщики, игравшие до тех пор только «Разлуку», начали играть новую песню: «Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне». За это мы отдавали им пятаки, припрятанные на мороженое»

[172]. Вся страна запела:

Трансвааль, Трансвааль, страна моя!Бур старый говорит:

За кривду Бог накажет вас,За правду наградит.