Моцарт и его время

Ь РгггоПа N. Ооп Сютопш... Р. 84.

с 1Ыс1. Р. 69.

СП

N0

СП

Н

X

ш

=1

X

ш

Н

ш

о.

С

О

РР

н

о

<и

&

Он

О

рр

н

ваниях. Интеллектуалы XVIII века более чем на полстолетия, вплоть до 1760-х, заняли критическую позицию по отношению к этой легенде.

Ярче всего она проявилась в пьесе молодого Гольдони «Дон Джованни Тенорио, или Распутник», написанной им в 1736 году, еще в начале карьеры — пьесе, признанной довольно слабой на фоне других его комедий. Но она обозначила важную тенденцию. Сам Гольдони в «Мемуарах» так описывает ее происхождение и задачи, которые он ставил перед собой:

> Всякий знает скверную испанскую пьесу, которую итальянцы называ

ют

— II СотИаЮ сИ р1е1га, а французы — Ье ГезНп де Пегге. Я всегда с отвращением смотрел в Италии эту пьесу и не мог понять, каким образом этот фарс мог так долго держаться на сцене и привлекать публику, пользуясь успехом в просвещенной стране.

. ..Мне никогда не пришла бы в голову мысль поработать над этой пьесой, если бы не то, что я к этому времени достаточно хорошо изучил французский язык и уже читал по-французски. Узнав, что Мольер и Тома Корнель разрабатывали эту тему, я решил угостить свою родину тем же сюжетом. ...Яне мог дать своей пьесе прежнего заглавия, так как у меня статуя командора не разгуливает по сцене, не разговаривает и не является на ужин. Я озаглавил свою пьесу так же, как Мольер, — Дон Жуан, прибавив к этому подзаголовок — или Распутник.

Я не счел возможным выбросить из пьесы молнию, поражающую Дон Жуана, так как злодей должен быть наказан; но я подстроил так, что это происшествие может быть истолковано и как непосредственный результат божьего гнева, и как следствие ряда естественных причин, которые ведь тоже зависят от воли провидения.

...Публика привыкла видеть в Каменном госте, как Арлекин спасается после кораблекрушения с помощью двух пузырей, а Дон Жуан выходит из воды сухим с безупречной прической. Поэтому на первом представлении моей пьесы она недоумевала, видя благородное обличив, приданное мною старинному фарсу.

Гольдони рассуждает здесь в духе, свойственном просветительству в его зрелой, «здравомыслящей» стадии. Он всеми силами пытается уместить религиозно-символический элемент в границы правдоподобия. «Результат божьего гнева», провидение стоят у него в одном ряду со «следствием естественных причин». Так что религиозные понятия, сверхъестественные мотивировки превращаются в выхолощенные словосочетания, риторическую фигуру, даже род своеобразного эвфемизма, когда под божьим гневом понимается всего лишь случайное стечение обстоятельств. Точно указано и место подобного сюжета в цивилизованном сознании — «мне никогда не пришла бы в голову мысль поработать над такой пьесой», и подобающий жанр — «фарс». Как бы то ни было, но пьеса Гольдони очертила предел, далее которого в обработке этого сюжета литературная традиция XVIII века, казалось, не могла двигаться, не впадая в противоречие с собственными представлениями о разуме и хорошем вкусе. По сути же сюжет был полностью вытеснен в сферу простонародных балаганов и ярмарочных представлений.

Гольдони К. Сочинения. Т. 3. Мемуары. М., 1997. С. 346—349.