Мрачный Жнец

– В наши дни вечно всякие психи под ногами путаются, – сказал Чудакулли декану, проходя мимо.

– Это всё тяготы жизни в большом городе, – вставил главный философ. – Я где-то про это читал. У людей от этого крыша едет.

Они прошли через калитку в створке ворот, и декан захлопнул её перед носом госпожи Торт.

– А вдруг он не придёт? – волновался главный философ, пока они чертили четырёхугольник. – На поминки бедняги Сдумса он не явился.

– На Ритуал явится, – заверил Чудакулли. – Это не просто приглашение, это как заказное с оплаченным ответом!

– Славно, мне как раз надо следить за казной, – вставил казначей.

– Заткнись, а?

А вот переулок в Тенях, районе, кишащем переулками даже по меркам переполненного переулками города.

На него выкатилось что-то маленькое и блестящее и скрылось в темноте.

Затем раздался слабый звон металла.

Атмосфера в кабинете аркканцлера царила ледяная.

Наконец казначей проблеял:

– Может, он занят?

– Заткнись, – ответили все волшебники хором.

Что-то всё же произошло. Пол внутри волшебной октограммы, начерченной мелом, покрывался белым инеем.

– Такого раньше не бывало, – заметил главный философ.

– Потому что ну кто так призывает? – заявил декан. – Надо добавить свеч, ещё котлов, и чтобы всякое бурлило в пробирках, а ещё блёсток и цветного дыма…

– В этом Ритуале ничего подобного не требуется, – отрезал Чудакулли.

– Ему, может, и не требуется, а мне – да! – проворчал декан. – Проводить ритуал без должного антуража – это всё равно, что мыться без одежды.

– А я так и моюсь, – удивился Чудакулли.

– Фи! Нет, каждому своё, конечно, но тут некоторые пытаются придерживаться традиций

.

– Может, у него выходной? – спросил казначей.

– Ну да, конечно. На пляж пошёл? – съязвил декан. – Сидит в шляпе с надписью «Поцелуй меня» и пьёт прохладительные напитки?

– Тише, тише. Кто-то идёт! – прошипел главный философ.

Внутри октограммы проявился бледный силуэт фигуры в капюшоне. Она рябила, словно стояла за стеной горячего воздуха.

– Это он! – заявил декан.

– Нет, не он, – возразил преподаватель современного руносложения. – Пустая серая мантия – а внутри ничего…

Он запнулся.

Фигура медленно повернулась. Мантия двигалась так, будто на что-то надета, но в то же время создавала ощущение пустоты, словно очерчивала форму того, у чего формы нет. А капюшон был пуст.

Пустота поразглядывала волшебников несколько секунд, а затем повернулась к аркканцлеру.

Она сказала: Кто вы?

Чудакулли сглотнул.

– Эм-м… Я Наверн Чудакулли. Аркканцлер.

Капюшон кивнул. Декан сунул палец в ухо и недоумённо поковырял там. Капюшон совершенно точно не говорил. Никто ничего не слышал. Просто по итогу все почему-то помнили, что именно он не произнёс, хотя никто понятия не имел, откуда это известно.

Капюшон сказал: Вы высшие создания этого мира?

Чудакулли оглядел товарищей. Декан вылупился на него.

– Ну… знаете… пожалуй, да. Первые среди равных и всё такое… да, это мы, – выдавил из себя Чудакулли.

Ему сказали: Для вас есть добрые вести.

– Добрые вести? Добрые вести? – Чудакулли поморщился под безликим взглядом. – О, это славно. Это добрая весть.

Ему сказали: Смерть ушёл в отставку.

– Ого! Вот это… вести… – неуверенно протянул Чудакулли. – Эм-м… а как? Как… именно?

Ему сказали: Приносим извинения за недавние перебои в его услугах.

– Перебои? – переспросил аркканцлер в недоумении. – Ну, эм-м, я не уверен, что он прямо перебил… В смысле, конечно, этот малый вечно ошивался вокруг, но не то чтобы мы…

Ему сказали: Услуги оказывались несвоевременно.

– Правда? Ой, ну да, никто не любит эту… несвоевременность, – признал аркканцлер.

Ему сказали: Но теперь это бремя снято с него. Возрадуйтесь. Вот и всё. Будет краткий переходный период, пока не появится достойный кандидат, а затем услуги возобновятся как обычно. До тех пор мы приносим извинения за неизбежные побочные неудобства, вызванные избытком жизненной силы.

Фигура всколыхнулась и начала таять.

Аркканцлер отчаянно замахал руками.

– Погодите! – крикнул он. – Нельзя вот так взять и уйти! Я повелеваю вам остаться! Каких услуг? Что всё это значит? Кто вы?

Фигура отвернулась от него и сказала: Мы – ничто.

– Это ничего не значит! Как вас зовут?

Мы – забвение.

Фигура исчезла.

Волшебники молчали. Иней внутри октограммы начал медленно испаряться.

– Ой-ёй, – сказал казначей.

– Краткий переходный период? И в этом всё дело? – спросил декан.

Пол содрогнулся.

– Ой-ёй, – повторил казначей.

– Это никак не объясняет, почему всё вдруг зажило своей жизнью, – заявил главный философ.