Мрачный Жнец

– Погодите-ка… погодите… – осенило Чудакулли. – Если люди доживают жизни до конца, покидают тела и всё такое, а Смерть их не забирает…

– Значит, они до сих пор толпятся у порога, – закончил декан. – Им некуда идти.

– Не только люди, – добавил главный философ. – Всё на свете. Всё, что умирает.

– И мир переполняется жизненной силой, – продолжил Чудакулли. Волшебники говорили монотонно, их мысли забегали вперёд разговора, спеша к ужасающему выводу.

– Они не находят выхода и слоняются по миру, – произнёс преподаватель современного руносложения.

– Призраки.

– Полтергейсты.

– Батюшки!

– Нет-нет, погодите, – перебил их казначей, до которого только сейчас дошло. – А почему это должно нас волновать? Нам-то мёртвые ничего не могут сделать, да? В конце концов, это просто люди, которые умерли. Самые обыкновенные люди. Вроде нас.

Волшебники задумались над этим. Переглянулись. И все разом закричали.

Никто не запомнил слова насчёт «достойного кандидата».

Вера – одна из величайших естественных сил в мультивселенной. Конечно, она не может сама по себе двигать горы. Но способна создать того, кто это может.

Люди неправильно представляют себе веру. Думают, что она работает задом наперёд. Якобы сперва предмет, потом вера. На самом деле всё наоборот.

Вера крутится под твердью небесной, словно глина на гончарном круге, принимая форму. Так, например, рождаются боги. Очевидно, что их создают верующие – ведь краткая биография любого бога даёт понять, что эти типы никак не могут быть божественного происхождения. Как правило, они ведут себя именно так, как поступали бы люди, если б могли. Особенно по части нимф, золотых дождей и кары своим врагам.

Вера создаёт и многое другое.

Она сотворила Смерть. Не смерть как понятие, означающее состояние, вызванное длительным отсутствием жизни, а Смерть как личность. Он развивался параллельно с жизнью. Как только живое существо начало хотя бы подозревать о возможности вдруг стать неживым, родился Смерть. Он был Смертью задолго до того, как люди задумались о нём, они лишь придали ему форму, выдали косу и чёрный плащ тому, кто уже существовал миллионы лет.

А теперь он исчез. Но вера не исчезает. Люди продолжают верить. И как только потерялось средоточие этой веры, начали рождаться новые. Пока маленькие, не очень мощные. Отдельные смерти для каждого живого вида, уже не единые, а конкретные.

В ручье поблёскивала чёрной чешуёй новая Смерть Однодневок. В лесах скользило незримое создание из одного лишь «стук-стук-стук» – Смерть Деревьев. Над пустыней плыл в сантиметре от земли пустой панцирь – Смерть Черепах.

А вот Смерть Людей ещё пока не сложился. Людям свойственно верить в очень сложные идеи.

Разница – как между вещами из магазина и под заказ.

В переулке стих металлический лязг.

Воцарилась тишина. Та особо зловещая тишина, когда кто-то не издаёт ни звука.

И наконец донёсся слабый звон, который постепенно растворился вдали.

– Дружище, не стой, как чужой, опустив глаза. Заходи.

Ветром Сдумс заморгал в полумраке.

Когда глаза привыкли к темноте, он понял, что перед ним в пустой пыльной комнате стоят полукругом стулья. И на них кто-то сидит.

А в центре, в той части, где был бы второй полукруг, стоял столик, за которым тоже кто-то сидел. И этот кто-то встал и подошёл к нему, протягивая руку и широко улыбаясь.

– Не говори, дай сам угадаю, – сказал этот кто-то. – Ты зомби, верно?

– Ну… – Ветром Сдумс ещё не видел людей с такой бледной кожей, тем более людей, у которых её так мало осталось. И в такой одежде, будто её постирали с опасными бритвами, пахнущей так, будто в ней кто-то не просто сдох, а сдох и остался в ней. И со значком «Мёртвым быть нормально!».

– Не знаю, – сказал он наконец. – Наверное. Знаете, меня похоронили, а в гробу оказалась эта визитка. – Он выставил её перед собой как щит.

– Уж конечно. Уж конечно! – ответили ему.

Он мне руку захочет пожать,

подумал Сдумс. А если я возьму его за руку, у меня останется больше пальцев, чем было. Ой, божечки. Я что, вот таким в итоге стану?

– И я покойник, – проблеял он.

– И сыт по горло всяческими притеснениями, верно? – сказал этот зеленоватый. Ветром очень осторожно пожал ему руку.

– Ну, не то чтобы сыт…

– Башмак меня звать. Редж Башмак.

– Сдумс. Ветром Сдумс, – представился Ветром. – А…

– Да-да, вечно так бывает, – обиженно произнёс Редж. – Стоит тебе помереть, и люди тебя знать не хотят, верно? Ведут себя так, будто ты подхватил какую страшную болезнь. Но ведь помереть всякий может, верно?

– Не просто может, а неизбежно умрёт, – вставил Ветром. – Это, я…

– Да-да, я-то знаю, каково это. Скажешь кому-нибудь, что ты помер, и на тебя смотрят как на привидение, – продолжил Башмак. Ветром понял, что общаться с Реджем – всё равно что с аркканцлером. Что ему ни говори, он всё равно не слушает. Только в случае с Чудакулли дело в том, что ему наплевать, а Редж Башмак будто сам додумывал твои реплики из головы.