Мудрость леса. В поисках материнского древа и таинственной связи всего живого

Тем летом власти пересмотрели политику восстановления насаждений, сократив вдвое количество гербицидов, распыляемых в лесах по провинции. Мне никогда не сообщали об этом официально, но со временем я узнала, что эти изменения произошли в значительной степени благодаря моим исследованиям.

Первые годы работы в должности ассоциированного профессора[49]

оказались самыми трудными в моей жизни. Меня поглотили преподавание, подача заявок на исследовательские гранты, разработка исследовательской программы, привлечение аспирантов, работа редактором журнала, написание статей. Я не могла позволить себе потерпеть неудачу. Коллеги рассказали мне, что, когда у предыдущей женщины-профессора родился ребенок, она не написала достаточного количества статей, и ей отказали в постоянной должности. Я взвалила на себя кучу забот.

Каждый день мы с Доном будили детей в семь утра, собирали их и отводили в детский сад и школу. Я работала до пяти вечера, играла с девочками после ужина, засиживалась до двух часов ночи, готовя лекции на следующий день, падала в постель, затем вставала, и все повторялось. Моя энергия истощалась, я слишком часто простужалась и нередко чувствовала себя тупой, как пробка. Дону доставалось все остальное: он забирал девочек, покупал продукты, готовил ужин, а в промежутках работал. Он стал мистером Мамой в большей степени, чем мог себе представить. Ему было трудно найти работу по анализу данных или созданию моделей, поскольку правительство сократило финансирование исследований в сфере лесного хозяйства. Некоторые из его клиентов работали в Лесной службе в Камлупсе, и он упустил несколько возможностей из-за того, что физически находился не там. Его стали раздражать городские пробки, и он все чаще колесил на велосипеде по пустым дорогам.

По утрам он включал компьютер, занимался оплатой счетов, а после обеда часто отправлялся с девочками в бассейн Мейпл-Гроув, пока я работала над курсами и рукописями. У него появлялись интересные заказы – однажды он моделировал, как различные методы управления лесами влияют на их заражение горным сосновым лубоедом, однако этого было недостаточно. И он оказался прав насчет воспитания девочек в городе. Нам действительно пришлось присматривать за ними, возить их в гимнастические и велосипедные лагеря, а не просто отпускать играть в лесу рядом с домом. Дон запускал с ними воздушных змеев, катался на велосипеде, ходил в океанариум и музей «Мир науки», покупал им коктейли с замороженным соком и хот-доги. По выходным мы сажали дочек в велоприцеп, пропадали на пляже, устраивали пикники с друзьями или находили парк, где можно было покачаться на качелях под дождем. Но когда прошли два оговоренных года на этой должности, и мне удалось получить ее еще на год, наши отношения с мужем стали более напряженными.

Тем временем я получала новые результаты, один вопрос рождал следующий. У меня были гранты и студенты, я получила награду за преподавание. Но пока моя исследовательская программа успешно продвигалась в расшифровке языка и разума леса, в нашем браке все происходило наоборот: связи начали истончаться и рваться. Однажды вечером после ссоры по поводу жизни в Ванкувере и неудовлетворенности Дона я согласилась, что мы можем переехать в Нельсон. В течение семестров в будние дни я оставалась в общежитии факультета, на выходные ехала домой в Нельсон, затем возвращалась в город. Девять часов в одну сторону.

Это был трудный компромисс, но воображаемые подземные созвездия, возникающие в моей голове, когда дочки засыпали, приводили к определенным результатам. Мы со студентами следили, как вода, азот и углерод текут от старых пихт Дугласа к ближним крошечным росткам, помогая им выжить. Я находила подтверждение своим ранним теориям: сеянцы в тени старых деревьев зависят от того, получат ли такие дотации через микоризные связи. Обнаружилось, что сети в старых лесах гораздо богаче и сложнее, нежели я могла представить, однако на крупных вырубках они были простыми и разреженными. Оказалось, чем больше вырубка, тем слабее развиты сети.