В сентябре 1932 года, через месяц после конгресса истории, Кемаль созвал Первый конгресс по лингвистике, чтобы «изучить и определить словарь турецкого языка в соответствии с его происхождением и необходимостью учесть прогресс науки и цивилизации». Поскольку «Универсальный словарь Ларусс содержит 92 тысячи слов, а турецкий словарь – только 40 тысяч, то, по мнению участников конгресса, турецкому словарю недостает еще как минимум 52 тысячи слов. Через два года, накануне Второго конгресса по лингвистике, пресса с гордостью сообщила о том, что найдено еще 33 тысячи турецких слов. Один из выступавших даже развил теорию о связи языка майя с турецким языком.
А через несколько месяцев лингвистическая политика достигла нового этапа: был опубликован османо-турецкий словарь; таким образом, османский язык (с арабской графикой) был объявлен иностранным в Турции! Осенью 1935 года Кемаль увлекся «солнечной» языковой теорией австрийского лингвиста Квергича, связывающей солнце с первыми звуками и восклицаниями, издаваемыми человеком. Турки были представлены как древнейшая нация, и именно турецкий язык теория Квергича неожиданно соединила с солнцем.
Еще до того, как экономический кризис заставил Кемаля отступить от либерального пути развития экономики, он заявлял, что демократия европейского образца не может рассматриваться как цель для Турции. В речи «Нутук» он заявил: «Те, кто проник в глубину человеческих отношений и познал истину, должны признать, что самый главный долг на земле – это поднять жизненный уровень людей и дать им образование и, насколько это возможно, вести их к цели». Через два года Кемаль добавил: «Акты, направленные на нарушение общественного порядка среди турецкого народа, осуждены. Турецкий народ не будет терпеть презренные цели и тайную подрывную деятельность предателей, трусов и космополитов, выступающих против высших интересов страны… Те, кто захочет встать на ее пути, будут безжалостно раздавлены».
Под диктовку Кемаля его приемная дочь Афет записала: «Революция меняет насильственным путем существующие государственные институты; после уничтожения существовавших институтов, которые тормозили развитие турецкой нации в течение нескольких веков, созданы новые институты, чтобы облегчить прогресс нации в соответствии с требованиями наиболее развитой цивилизации. В жизни государства революция стала частью наших социальных традиций». И Афет добавляет в скобках несколько слов, чтобы уточнить то, что уже записала: «Лаицизм, гражданский кодекс и демократия».
Казалось, жизнь Ататюрка в последние годы сосредоточилась вокруг его знаменитого стола. С молодости он очень ценил беседы с друзьями за бутылкой ракии и национальными закусками (вяленой дыней и брынзой). По анатолийской традиции во время этих дискуссий забывали о времени, высказывались свободно и откровенно. Начинаясь в 8–9 часов вечера в бильярдном зале, эти встречи редко заканчивались раньше часа ночи. Это объясняет, почему Кемаль часто начинал свой день около или даже после полудня. И всё это время друзья говорили на самые разные темы.
В конфиденциальном письме, адресованном в сентябре 1934 года генералам Гамелену и Вейгану, военный атташе Франции в Турции полковник Курзон тем не менее намекал, что «Ататюрк… переходит границы». Французский полковник полагал, что у подчиненных Кемаля все большее раздражение вызывали «ежедневные оргии», которым он предавался в кругу собутыльников, а иногда и «нескольких женщин, будь то жены товарищей, или женщины из публичных домов, либо и те и другие одновременно». И Курзон описывает пребывание Ататюрка в Стамбуле и его ночные визиты в «Парк Отель», фешенебельную гостиницу и ресторан на берегу Босфора: «Возвращаясь пешком с вечеринки около трех часов утра, я увидел у “Парк Отеля” множество машин и полицейских. Мне захотелось рассмотреть, что там происходит… Мустафа Кемаль расположился в кресле, а рядом сидела венгерская дама, живущая в отеле, чей муж был в отъезде. Он что-то быстро говорил ей, обняв за талию, а другой рукой поглаживая ее белокурые волосы… Периодически он увлекал женщину на тур вальса. С суровым видом и недобрым взглядом, без улыбки он совершал три или четыре круга, вцепившись в напарницу, нетвердо держась на ногах, а затем снова усаживался в кресло и пил… Во время первого визита Мустафы Кемаля в “Парк Отель” он бросает дерзкий вызов обществу. Рядом с террасой “Парк Отеля” находилась древняя мечеть, над которой возвышался величественный минарет. До сих пор, когда муэдзин провозглашал свою молитву, музыка умолкала из уважения к нему, а следовательно, останавливались и танцы. Но когда Кемаль, сидя со своим привычным стаканчиком ракии за столиком, услышал “Аллах акбар” муэдзина, он просто сказал: “Это здесь неуместно. Уберите минарет”. И минарет снесли той же ночью». Курзон заканчивает описание несколько зловеще: «Кемалю 53 года, это возраст, когда здоровье часто резко ухудшается у тех, кто хочет слишком многого от жизни».