На Алтае. Записки городского головы

Мы ночевали, и рано утром, 11 апреля, отправились в путь. Неподалеку от Шелаболихи нам пришлось спускаться на реку. С высокого берега хорошо было видно, что весь лед на Оби подняло, а с берегов были уже большие забереги воды. Не успел я выразить своего сомнения и боязни, как Титушка мигом спустился с крутого взвоза и, перекрестившись, плюхнул в воду. Бойкие кони с маху пролетели весь широкий и глубокий заберег и почти в один дух выскочили на лед. Тележка моя хоть и всплыла, но воды попало в нее немного.

Версты три или четыре мы должны были ехать зимником, а покатили рядом по синему льду. Но вот надо попадать и на тот берег, а место широко и вся наледь застыла в холодный утренник. Титушка не попробовал и поехал прямо… Тонкий новый лед не выдержал, и наши кони провалились… Но бойкий и смелый Титушка тотчас соскочил с козел на лед и, понуждая лошадей, в один миг заставил их скакать и проламывать лед дальше, так что тележка юркнула в проломанный путь и начала захлебываться водою с кусочками льда. В ту же минуту выскочил подальше на лед и я. Проскакав таким образом сажен восемь или десять, наша пара вылетела на старый и еще крепкий лед. Тут мы, что называется, ожили. Дали отдохнуть лошадям и выбежать воде из коробка тележки, а затем снова уселись. Титушка свистнул, и мы покатили дальше, с маху влетели опять в широкий и быстрый заберег, да так влетели, что наша пара в одном месте пошла вплавь, а быстротой течения чуть-чуть не перевернуло тележку. Однако же все, слава Господу, кончилось благополучно, и мы во весь дух выскочили на крутой зимний взвоз уже правого берега Оби.

— Ну, Титушка!.. Дикий и заполошный же ты человек, как погляжу я на тебя!..

— Так ведь, барин, с другим седоком я бы и не поехал в такое последнее время, — ответил Тит, улыбаясь и тряхнув головой.

— Вот так спасибо вдвойне! Уважил… По крайней мере откровенно. Ах ты, чудо деревенское!..

— Так что, барин, разве неверно? С другим-то тут плакать, что ли?..

Мы поговорили еще в том же духе, покурили и, дождавшись Широкова, тоже потерпевшего почти столько же, поехали уже летней дорогой. С высокого берега нам видно было далеко, и Титушка, присматриваясь вдаль по лугу, сказал.

— А вон и лебедочки сидят на озеринке, видите, барин, белеют?

— Вижу, только ведь улетят, не дождутся.

— Не-ет!.. Они теперь отдыхают, просидят долго, а тут версты четыре, боле не будет, долетим духом! Только зарядите «хрушкой» (крупной) дробью.

— У меня, брат, с собой уточница и есть картечные заряды.

— Вот и отлично, а я знаю, как подъехать, не испужаю.

Пара лебедей сидела все на том же месте и видна была далеко. Я, конечно, приготовился, зарядил уточницу мелкой картечью и не спускал глаз с лебедей. По мере нашего приближения мы поехали все тише и тише, а лебеди, сидевшие, как оказалось, на опаленном берегу, погычали и тихонько спустились на воду длинного, но неширокого озерка. Я сказал Титушке, что как только скажу ему «стоп», чтоб он тотчас остановился.

Заехал он действительно ловко и умело, так что лебеди пустили нас сажен на сорок. Но вот они завертелись на воде, стали погикивать и, как видно, хотели подняться. Тут уж зевать не приходилось, я скомандовал «стоп!» и Титушка остановился. В ту же секунду последовал выстрел, и один лебедь завертелся на озерке, а другой тотчас поднялся и налетел на меня, но я не успел зарядить и он, сделав небольшой круг, воротился и снова налетел на меня. Я приложился, но кони, увидав ружье, бросились в сторону. Я вылетел из тележки и, немного оправившись, почти машинально выстрелил в него.

— Тпрру!.. Тпрру! — ревел и бранился Титушка, но скоро, удержав лошадей, заворотил и, подъехав ко мне, участливо спросил.

— Чего, барин? Поди-ка убились?

— Нет, ничего, ушиб только немного колено.

— Тогда заряжайте скорей, лебедка-то опять летит сюда. Она ведь от пары не отстанет и, говорят, сама убивается, коли потеряет товарища.

Я приготовился, и только она подлетела в меру — выстрелил крупной дробью. Полетело много пера, но лебедка, козыряя во все стороны, все-таки справилась, пошла к Оби и более уже не возвращалась.

Ее, как было слышно, нашли вскоре меретские крестьяне на берегу, а 12-го числа, к вечеру, поломало лед и пошла Обь… Положим, что наша переправа была страшный риск: опоздай мы одним днем — и пришлось бы сидеть в деревне, или уж случилось бы что-нибудь плохое, потому что Титушка все-таки не задумался бы везти нас через Обь!..

Вспоминая этот случай, нельзя не удивляться привязанности лебедки к своему погибшему супругу. Как она, бедная, заунывно гычала, летая над лежащим в озерке лебедем, возвращалась несколько раз и не только не боялась видимой опасности, но как бы презирала ее и точно говорила: «Убейте уж и меня, я не переживу такой дорогой потери!»