Поэзия нонконформистов, за немногими исключениями, не на уровне намечающегося духовного возрождения в порабощенной России. У них немало наглости Ноздрева и легкомыслия Хлестакова. Но они не представляют Россию – пусть и немногих истинно верующих – Россию раненой совести, которая уже больше шестидесяти лет выкорчевывается ее палачами. Эстетствующие алкоголики и акробаты не могут представлять такую Россию. Это не пустые слова. Мы знаем, что после Пушкина – уже лет полтораста – русская литература не была только искусством, а и пророчеством, совестным судом, и едва ли следует порывать с этой традицией.
Заслуга редактора К. Кузьминского: он в продолжении нескольких лет упорно, и с успехом, накапливал огромный материал –
Кузьминский надоедает своими многословными суждениями с кондачка. Так, он заявляет (II А, 435): «Никогда не любил Клейста и Новалиса (последнего любила моя бывшая жена), а потому не мог полюбить и Бурихина»[525]
. Нужно ли доказывать – это ахинея, вызывающая зевоту. Таких вот суждений в тт. IIА и В куда больше, чем в I томе.Кузьминский слишком много говорит о частной жизни поэтов. Это недопустимо и не согласуется с законами США и, главное, с этикой, с совестью. Нельзя писать о том, что жена поэта X. убежала к художнику У Оскорбительны замечания о поэте Валерии Перелешине (II А, 714)[526]
.В томе II А в «аппендиксе», а также в нескольких статьях т. I немало недостойных выпадов против Ахматовой. Она поистине была просветительницей посещавших ее молодых поэтов, она дала им возможность глотнуть культуры. Можно относиться к ней критически, но нельзя над ней глумиться. Между тем Кузьминский иногда говорит о ней на языке палача Жданова. Это диффамация. После такого «хамства» друзья Ахматовой – Бобышев, Бродский, Райн, Нейман
Кузьминский часто приводит выписки из частных писем, напр., из моих, а я соответствующего разрешения ему не давал. Так, для характеристики поэзии Бобышева он выписал несколько строк из моего письма. Я запрещаю это делать. К тому же мое суждение о стихах Бобышева я лучше сформулировал в статье (Русская мысль, 25 сент. 1980 г.)[527]
. Едва ли другие корреспонденты Кузьминского дали ему разрешение на опубликование своих писем.Кузьминский повинен в многословии (недержании речи). Никаких руководящих идей у него нет, как и творческих мыслей в критике.
Общий вывод для издательства ОРП:
1. Кузьминский не должен оставаться единственным редактором Антологии Голубой лагуны, а его соредактор Г. Ковалев, по-видимому, не принимал деятельного участия в этом сборнике. Необходимо выбрать еще одного редактора, хотя бы, напр., Ефима Славинского (Би-Би-Си, Лондон), который достаточно осведомлен в новейшей русской поэзии и достаточно объективен. Я назвал бы и Илью Левина.
2. Текст, подготовленный к печати в томах IIА и В, должен быть сокращен на 50–60 %.
3. Необходимо удалить все сведения и суждения, кого бы то ни было порочащие (диффамацию).
4. Следовало бы пересмотреть многие критические статьи.
Прилагаю тексты машинописи обоих томов Антологии Голубой Лагуны с моими пометками на полях, а также черновики с моими замечаниями.
Юрий Иваск September 1981
P.S.
О себе. По отношению почти ко всем участникам антологии Лагуны я принадлежу к поколению отцов. Но это не значит, что я не способен их понять. Несколько лет тому назад я многими из них увлекался. Позднее – разочаровался. Но продолжаю высоко ценить Бобышева, Бродского, а также – стихи
Прошу послать копию этого критического отзыва К. Кузьминскому и всем редакторам Голубой лагуны.
«Удивительный человек был Кузьминский…»
Интервью Юлии Горячевой с Михаилом Левиным 11 мая 2020 года
– Михаил, как Вы познакомились с Кузьминским?
– Это было в Хьюстоне. Он тогда жил в Остине, в Техасе, преподавал там что-то и приезжал к нам в Хьюстон. Точнее, к Яше Виньковецкому[528]
, человеку трагической судьбы, с которым, как и с его женой Диной, мы оба дружили.Яша звал нас на Кузьминского, где тот полуголый лежал на тахте и читал стихи. И так я с ним познакомился, мы как-то сразу с ним сблизились и в конце концов даже подружились.
– А как Вы в Техасе оказались?
– В Техас я уехал заканчивать образование. Я окончил Университет Вашингтона в Сиэтле и в 1980 году уехал делать постдок в Университете Хьюстона. Мой докторат – в области прикладной математики, точнее – биоинженерии.