На Ельнинской земле

Было удивительным и странным не только то, что земского начальника избрали председателем волисполкома, но и многое другое. Так, например, меня сильно заинтересовало, откуда взялся этот земский начальник, где он был раньше, почему вдруг появился в Осельской волости. Не понимал я и того, кто мог «пригласить» Николая Галкина на волостной сход, кто выдвигал его кандидатуру и, наконец, кто голосовал за него…

Все происшедшее в тот воскресный день показалось мне таким нехорошим, таким зловредным, что я все меньше и меньше начинал верить в те большие перемены, о которых раньше думал, что они непременно произойдут в деревне.

Работать в волисполкоме я, однако, продолжал. И в короткое время узнал о Галкине много всякой всячины. Все говорило отнюдь не о добрых намерениях его хоть чем-нибудь осчастливить мужиков Осельской либо какой другой волости. Скорее наоборот.

Своей резиденцией Николай Галкин сделал усадьбу помещика Дудина в имении Захарьевском, расположенную почти у самого берега реки Угры, верстах в семи или восьми от Глотовки. Владелец имения Дудин в это время отсутствовал, как отсутствовала и вся его семья. И новый председатель Осельского волисполкома, называвший себя арендатором имения, хотя никаким арендатором он не был, начал распоряжаться имением по-своему. Конечно, он прежде всего не забывал себя, но решил «облагодетельствовать» и крестьян окрестных деревень. Последним он сразу же разрешил косить дудинские луга. Он же приказал скосить на корм скоту еще совсем зеленый, совсем незрелый овес. Овес крестьяне косили не только для себя, но и для самого «господина арендатора». А «сам» заготовленный таким образом корм продавал на сторону.

Это было делом неслыханным: деревня голодала, дорог был каждый пуд хлеба, хотя бы даже овса. И вдруг, не дав овсу созреть, его косят на сено. Многие этим возмущались, осуждали Галкина, но сделать ничего не могли. Помалкивали крестьяне лишь тех деревень, которым Галкин разрешил косить несозревший овес. Они не хуже других понимали, что делают нехорошее дело, которое у себя в хозяйстве делать никогда не стали бы. Но ведь они были все-таки мужиками и потому считали так: бери, коль дают, а то и этого не достанется… И даже похваливали своего «благодетеля».

Делами волости Николай Галкин интересовался мало. В волисполком он приезжал не более трех раз в неделю, да и то на короткое время. Приедет, подпишет бумаги, даст какие-либо распоряжения на ближайшее время и обратно в имение Дудина.

Разговаривать с крестьянами, пришедшими в волость со своими нуждами и просьбами, он не любил и старался отделаться от них как можно скорее, а лучше всего не встречаться с ними вовсе.

Я заметил еще и то, что Галкин часто ездил в какие-то непонятные командировки. Ездил неизвестно куда и зачем, но тратил на это всегда лишь казенные деньги, которыми он вообще распоряжался, как ему было угодно.

Нельзя сказать, чтобы никто не выступал против Галкина. На волостных сходах я сам слышал, как некоторые крестьяне ставили вопрос о том, чтобы «ослободить господина Галкина от работы, а на его место поставить другого». Но эти разумные предложения не находили нужной поддержки, и когда начиналось голосование (а дело доходило и до голосования), то Галкин неизменно получал большинство голосов.

Не сразу, но все-таки я разобрался в этом «большинстве», понял, откуда оно берется. Николай Галкин просто-напросто подкупал крестьян нескольких деревень, отдав им дудинские луга и посевы, обещая к тому же, что и с землей, принадлежавшей Дудину, он придумает что-нибудь. Словом, не обидит мужиков… И мужики горой стояли за своего «благодетеля».

Правда, деревень, сбитых с толку, подкупленных Галкиным, было не так уж много: три или четыре, ну от силы пять. Всего же в волости насчитывалось тридцать семь деревень. И все-таки за Галкина большинство! Откуда это? Почему?

Все объяснялось тогдашними «демократическими порядками», введенными неизвестно кем и на каких основаниях. Ими-то очень умело и ловко пользовался господин Галкин — проходимец и авантюрист, как о нем однажды отозвался М. И. Погодин. Дело в том, что волостной сход считался полномочным почти при любом количестве собравшихся. Пришли на сход, скажем, сто пятьдесят человек, его решения считаются законными. Но если в другой раз на сходе присутствовало лишь сто человек, а то и вовсе пятьдесят, то и в этих случаях решения схода считались законными.

Надо сказать, что уже к середине лета сходы так надоели, что многие крестьяне перестали ходить на них вообще. Перестали, тем более что практически сходы были бесполезны, и от того, какие решения вынес волостной сход, ничего не изменялось. Ровным счетом ничего.

По этим причинам из многих деревень на сход приходило лишь по одному, по два человека, а из деревень отдаленных не приходил никто. Но зато из деревень, «облагодетельствованных» Галкиным, являлись если не буквально все, то почти все. Возможно, что жителей этих деревень Галкин приглашал как-нибудь по-особенному. Вот они и шли все как есть, и у него, таким образом, набиралось большинство.

4