Я пришел на смоленское торжище часов в одиннадцать утра и сразу понял, что купить ботинки вряд ли удастся. Продающих было мало, да и продавали они совсем не то, в чем я нуждался. Я все же бродил взад и вперед по рынку, высматривая, не вынесет ли кто продавать ботинки или, в крайнем случае, сапоги. Но — увы! — ни ботинок, ни сапог не было. У солдат — их на толкучке собралось много — можно было купить старую, потрепанную шинель, пару солдатского белья далеко не первой свежести. Некоторые продавали покусочно сахар — грязный, захватанный руками либо долго валявшийся в кармане. Продавалось, конечно, и многое другое, но только не ботинки и не сапоги.
Наконец, то ли это вышло случайно, то ли кто-то подслушал, как я спрашиваю, где бы купить ботинки либо сапоги, но передо мной появился человек с тремя парами сапог, перекинутыми через плечо. Сапоги поношенные. Но после носки их хорошо починили, и потому вид у них был совсем приличный.
Я выбрал те, которые мне понравились больше других, с узкими, плотно облегающими ногу мягкими голенищами, с новыми, только что поставленными подметками и с высоким, аккуратно сделанным каблуком.
Вряд ли стоит рассказывать, как я торговался. Наверно, это была жалкая картина, ибо торговаться я никогда не умел и не умею. Мои домашние часто смеялись надо мной, рассказывая, как я торгуюсь. «Он ведь так делает, — говорили они, — попросят с него за какую-нибудь вещь пять рублей, а он в ответ: да что, мол, там пять рублей, я вам шесть дам…» В данном случае я, конечно, не предлагал больше, чем с меня просили, а, наоборот, просил, чтобы скинули хоть немножко, что, мол, и сапоги-то не очень хорошие, да и денег у меня таких нету. Но делал я это так робко, так неумело, что продавец и внимания не обращал на то, что я говорю.
— Шестьдесят рублей, и никак не меньше! — определил он.
И я готов был уже заплатить ему деньги, но на всякий случай отвернулся от него, как бы пытаясь уйти. Тогда продавец сказал:
— Слушай, парень! Ради почину давай пятьдесят шесть рублей и бери! Больше я не сброшу ни копейки…
В это время подошел второй продавец, у того висели через плечо две пары.
— Покупай у меня! — сказал он. — Я дешевле возьму.
— Да нет, — говорю, — я выбрал вот у него…
— Ты не лезь сюда, — сердито буркнул первый второму. — У нас тут уже дело сделано, и нечего тебе мешать!.. Ну, парень, — обратился он уже ко мне, — давай деньги и бери свою покупку. Только померить не забудь, чтоб все честь честью было.
В самом деле, я совсем забыл о том, что надо примерить сапоги.
— Да-да, — спохватился я, — примерить надо обязательно… Где бы тут поудобней устроиться?
Вместе со своим «купцом» (а следом за нами шел и второй) я пришел, вернее, меня привели в какой-то каменный закоулок. Прислонясь спиной к стене, я поднял правую ногу, снял с нее ботинок и надел сапог. Стал затем на землю, потопал правой ногой, пошевелил внутри пальцами: все оказалось хорошо, сапог пришелся в самый раз. Я снял его и стал надевать ботинок. Потом начал отсчитывать деньги, повернувшись к продавцам боком, словно бы боялся, что они вырвут у меня деньги из рук и убегут. Отсчитал я ровно пятьдесят шесть рублей. И в тот самый момент, когда передавал своему продавцу деньги, он сунул мне в левую руку связанную за ушки пару сапог:
— Ну вот мы и в расчете! Бери и носи на здоровье!..
И не успел я еще взглянуть на только что купленные сапоги, как продавец мой испарился. Он исчез настолько быстро, что другого слова и не подберешь. А вместе с ним исчез и тот, что стоял у него за спиной.
Вы, конечно, догадались, что он передал мне в руки совсем не те сапоги, которые я покупал у него. Да, это было именно так. Я стоял как потерянный и горько думал о том, как он ловко меня провел. У меня в руках оказались сапоги, которые стыдно было надеть даже какому-нибудь деревенскому деду, — сапоги с широченными рыжими голенищами и с такими же рыжими, раздавшимися в стороны исцарапанными головками. Подметки и широченные каблуки сапожник прибил кое-как.
Я несколько раз обошел толкучку во всех направлениях, надеясь встретить своего обманщика. Но его и след простыл… Стало ясно, что найти его не удастся, и я пошел на крайнее средство — решил продать только что купленные сапоги. Однако продавцом я оказался еще более незадачливым, чем покупателем. Сапоги у меня никто не хотел покупать, до такой степени они были неприглядны. Я стал уже приходить в отчаяние, готовый бросить ненавистную покупку и как можно скорее бежать отсюда. В конце концов, я, наверно, сделал бы это. Как вдруг меня кто-то спросил:
— Сколько просишь?
На вопрос я ответил вопросом:
— А вы сколько дали бы?
— Рублей двадцать пять дал бы.
— Да что вы! — вырвалось у меня. — Я сам их только что купил и заплатил пятьдесят шесть рублей. — И я чистосердечно рассказал, как было дело.
— Просто тебя надули, парень, — сказал мой покупатель. — Знаешь что, добавлю я тебе пятерку, получай тридцать рублей, и баста! Никто тебе больше не даст…
Я согласился на тридцать рублей. И был доволен, что дело закончилось хотя бы так. Могло быть хуже.