На Ельнинской земле

«Я, — писал мне А. Г. Соколов, — служил в то время сначала конторщиком, а затем весовщиком. Много раз я слышал разговоры Филиппова и Орла с начальником станции и потому знал почти все, что делается в городе. В один из приездов, — продолжает А. Г. Соколов, — Филиппов и Орел посоветовали создать из работников станции Ельня отряд Красной гвардии. Отряд должен был надежно охранять как железнодорожное имущество, так и самую железную дорогу. Кроме того, как раз в то время на станцию Ельня было эвакуировано большое количество военного обмундирования, а также продовольствия. Все это тоже должен был взять под свою охрану отряд красногвардейцев-железнодорожников.

Через некоторое время отряд был создан, и все входившие в него получили оружие».

Далее события развертывались следующим образом.

В самом начале восемнадцатого года два польских легиона, все еще находившиеся в ельнинских казармах — командовал ими генерал Довбор-Мусницкий, — выступили против Советской власти и ультимативно потребовали, чтобы их немедленно отправили в Польшу и чтобы как при отправлении, так равно и по пути следования им никто не чинил никаких препятствий.

Из Смоленска на имя Филиппова, Орла и начальника станции Константинова пришел приказ: вагоны для отправки из Ельни польских легионеров разрешается предоставить только в том случае, если поляки полностью сдадут Красной гвардии все имеющееся у них оружие.

Однако командование польских легионов категорически отказалось от разоружения своих частей. Наоборот, оно стало угрожать, что будет уничтожен всякий, кто попытается разоружить поляков или хотя бы только воспротивится отправлению их в Польшу.

Несмотря на угрозу, Филиппов и Орел приказали начальнику станции Константинову: вагонов под погрузку не давать; по первой же их команде, если дойдет дело до этого, взорвать все мосты на перегонах Ельня — станция Глинка и в противоположном направлении: Ельня — станция Коробец.

В те же самые дни Смоленск сообщил, что в Ельню на помощь местным отрядам Красной гвардии посылается подкрепление.

Очень скоро командование польских легионов убедилось, очевидно, что вагонов оно не получит, даже применив силу. Во всяком случае, в Ельне стало известно, что поляки решили двигаться частью пешим ходом, частью на лошадях. Стало также известно, что направляются они, по всей видимости, в город Рославль на соединение с расквартированными там другими польскими легионами.

Перед уходом из Ельни поляки заняли все советские учреждения и взяли несколько заложников, грозясь немедленно расстрелять их, если Красная гвардия посмеет открыть военные действия против уходящих.

Но заложники — это само собой. А сверх заложников, и притом в первую очередь, польские офицеры хотели расправиться с председателем уисполкома Филипповым и военным комиссаром Орлом. Этих поляки никак не собирались оставлять в живых, ни при каких обстоятельствах. Несколько дней подряд Филиппова и Орла разыскивали по всему городу. Разыскивали и не нашли, хотя спрятаться в Ельне было, в сущности говоря, негде: там все на виду. А Филиппова и Орла к тому же знали буквально все.

Где же они могли так надежно укрыться?

Оказалось, что спасла их ельнинская больница: главный врач больницы Отто Юльевич Дрейке и его коллеги поместили Филиппова и Орла в морге. Там им и пришлось провести несколько дней вместе с мертвыми… Именно так рассказывал в своем письме А. Г. Соколов.

Однако по другим, более точным сведениям, в морге ельнинской больницы укрывался лишь кто-то один, а не двое. Кто был этот один, установить не удалось. Но один. Другого же ельнинские врачи, говорят, положили в родильное отделение больницы, где он и пробыл не менее суток. Так было надежней, конспиративней.

Поляки не обнаружили ни первого, ни второго, хотя в больнице они тоже искали их.

Генерал Довбор-Мусницкий начал вывод легионеров из Ельни по Балтутинскому большаку — в сторону села Балтутина, что находилось в двадцати пяти верстах от Ельни, вероятно, рассчитывая выйти после Балтутина на шоссе Смоленск — Рославль.

Сколько-нибудь большого ущерба городу Ельне легионеры не причинили. Плохо, однако, было то, что уходили они, не сдав оружия. И это обстоятельство не могло не беспокоить: ведь в любое время они могли повернуть свое оружие против Советской власти, что чрезвычайно осложнило бы положение.