На Ельнинской земле

И я захотел. Сначала получил назначение в деревню Слузну, Гнездиловской волости. Но в Слузнянскую школу я не поехал: мне хотелось быть поближе к Глотовке. И меня назначили не только поближе, а прямо в Глотовскую школу, в ту самую, которую я окончил в тринадцатом году. Я приехал в Глотовку в ноябре, приехал с удостоверением, выданным мне земской управой. В удостоверении говорилось, что я назначен в Глотовскую школу временным учителем. Слово «временным» было напечатано не полностью, стояло лишь «вр.».

На это «вр.» я не обратил внимания и не придал ему никакого значения. Я считал себя самым настоящим, полноправным учителем и уже не помышлял ни о какой иной профессии. Только потом я понял свою оплошность, но было уже поздно.

Следует сказать и о том, что удостоверение мое подписал не М. И. Погодин (в то время он, кажется, уже не работал в земской управе), а малоизвестный мне человек по фамилии Эткин. Может быть, если б я мог тогда встретиться с Погодиным, поговорить, посоветоваться с ним, то все устроилось бы иначе. Но Погодина в то время в Ельне не было, и я не знал, где он.

УЧИТЕЛЬ СЕЛЬСКОЙ ШКОЛЫ

1

Наверно, учителем я был очень средним. По крайней мере, так мне кажется сейчас. Но в ту пору я учительские способности свои расценивал, несомненно, выше. Я представлял дело таким образом: предметы, которые предстоит преподавать, известны мне хорошо; способ преподавания тоже не смущал; я помнил, как хорошо умел Василий Васильевич Свистунов объяснять мне всякие сложности, встречавшиеся в учебниках. Я надеялся, что кое-чему научился у Свистунова и сам, поэтому сумею объяснить своим ученикам и сложную для них арифметическую задачу, и какое-нибудь не совсем понятное правило правописания, и все другое, что может встретиться.

Во всем этом была, конечно, известная доля правды, но было также довольно много самонадеянности — самонадеянности, к тому же ни на чем не основанной. Предметы, которые предстояло преподавать, я, конечно, знал. Это верно. Но передать свои знания ученикам оказалось делом весьма трудным. Как раз рассказывать о сложном, объяснять это сложное я и не умел: забывал о чем-то главном, говорил нескладно, путался в словах. Лишь тогда выходило хорошо, когда я предварительно записывал на бумаге все то, что предстояло объяснить в классе. Но делать записи к каждому уроку было просто непосильно. И поэтому довольно часто преподавание мое было явно «не на уровне».

Следует еще сказать, что о педагогике как о науке преподавания в школе, о науке воспитания я не знал ровно ничего. Да и был я уж очень молод для учительской работы: мне, когда я приехал в Глотовскую школу, не исполнилось еще и восемнадцати лет. И не только учительского, но и просто жизненного опыта не хватало.

Тем не менее — один раз лучше, другой хуже, но день за днем я продолжал занятия с учениками, и дело двигалось вперед.

2

Поселился я в школе в комнате, где раньше жила учительница А. В. Тарбаева. Теперь она уехала к себе домой, в Ельню. Там и преподавала. По другую сторону коридора, где раньше две небольшие комнатки занимала моя учительница Е. С. Горанская, также давно уехавшая к себе в село Зарубинки, теперь жила ее младшая сестра Наталья Сергеевна Горанская, впоследствии Милеева. Вдвоем с ней нам и предстояло учительствовать в Глотовке. Кстати сказать, Горанская работала не первый год и, несомненно, была гораздо опытней меня. Когда мы распределяли с ней работу, она взяла себе наиболее трудные классы — четвертый (выпускной) и первый — самый многочисленный и самый беспокойный. Мне же Е. С. Горанская предложила средние классы, вести которые значительно легче.

Комната, которую я занял в школе, была большая и светлая, в два окна. Я радовался, что наконец-то могу жить совсем отдельно и никто не мешает мне заниматься своими делами.

На одно только я мог пожаловаться: комната трудно нагревалась, поэтому зимой я сидел за столом обычно в пальто. Если же что писал, то очень быстро начинали мерзнуть руки.

По крайней мере два раза в день я ходил к матери поесть что-нибудь, если это что-нибудь вообще было. Ежедневные хождения эти не составляли для меня особого труда, но все же я очень не любил их: пройти нужно было через всю деревню, притом пройти не один раз, а минимум четыре. И всегда я чувствовал, что за мной следили многочисленные очи моих однодеревенцев. Следили просто так, из любопытства, но все равно было неприятно ощущать на себе взгляды посторонних людей.

3

Зимой шестнадцатого-семнадцатого года в зале смоленской городской управы я впервые смотрел любительский спектакль, на который мы пришли вместе с В. В. Свистуновым. Спектакль этот произвел на меня большое впечатление, и я долго помнил его.

Самым поразительным было то, что пьесу играли не актеры, даже не горожане, а самые обыкновенные жители деревни. Спектакль был поставлен сельским учителем, и сначала он шел в какой-то деревне неподалеку от Смоленска, а затем учитель решил показать его горожанам.