На Ельнинской земле

Оказалось, что в город мы пришли зря: день был воскресный (о чем мы не подумали), и в губпродкоме ни души. Чтобы убить время, пошли бродить по Курску. Ходили, останавливались, рассматривали все, что могло показаться интересным, сидели, отдыхая, на случайных скамейках или прямо на каком-либо крыльце. А про себя все время думали: не подвернется ли какое-либо заведение, где мы можем хоть немного поесть. Голод не переставал напоминать о себе. Но никакого такого заведения не подворачивалось. И когда, не выдержав, Филимон спросил о нем у одного из прохожих, тот безнадежно махнул рукой:

— Нет, этого вы тут не найдете. Так что и не пытайтесь.

Вечером вернулись на вокзал, чтобы переночевать там. Иного пристанища для нас в Курске никто не приготовил. Но мы явно опоздали.

В наши дни трудно даже вообразить ту картину, которая предстала перед нами на вокзале. Все, абсолютно все было занято людьми: все диваны, все скамейки и стулья, подоконники, словом, все-все, где можно хоть как-нибудь примоститься. На полу люди лежали едва ли не друг на друге — до того было тесно. Пройти через зал позволяла лишь узкая «тропиночка», проложенная меж лежащими с обеих сторон людьми. Но и через эту «тропиночку», смотришь, протянулись чьи-либо ноги или руки. Между тем через зал всю ночь ходили то железнодорожники, то сами же обитатели вокзала. И если кто-либо наступал тебе на руки или на ноги, даже на голову, жаловаться было некому.

Кое-как улеглись на полу и мы с Филимоном, но удалось нам это сделать лишь у самых дверей, ведущих на перрон. Нас все время обдавало холодом, так как открывались и закрывались двери почти непрерывно. Те же двери били прямо по нам, если их распахивали слишком широко. Однако мы не знали еще одного мучения, которое пришлось вскоре испытать.

Часов около пяти утра, когда солнце еще и не думало всходить, всех обитателей вокзала попросили выйти: настало время уборки.

Покинуть теплое, даже душное от множества людей помещение и сразу очутиться на морозе было просто страшно. А по ночам морозы в Курске прокидывались порядочные, хотя снег давным-давно растаял.

Чтобы согреться, мы с Филимоном пробовали бегать по платформе взад и вперед, танцевать какие-то дикие танцы и просто прыгать, бороться друг с другом. Но это помогало лишь относительно. А между тем уборка вокзала продолжалась не менее трех-четырех часов!

Но, говорит пословица, нет худа без добра. Нашлось добро и здесь. Да еще какое! На двух подводах к вокзалу привезли хлеб, и на одной из платформ, прямо с воза, начали продавать его. Конечно, удовлетворить всех людей, которые скопились на курском вокзале, было невозможно. Но все же многие, стоявшие в длинной очереди впереди, сумели запастись хлебом. Повезло и нам: мы оказались обладателями сразу двух буханок теплого еще хлеба! В последующие дни мы тоже не зевали, и нам хоть и не каждое утро, но все-таки удавалось пополнять свои хлебные ресурсы.

Мы провели на курском вокзале пять ночей, и все они были такими же, как и первая, если не хуже. Мы не только не могли за ночь хоть немного выспаться, отдохнуть, но, казалось, еще больше уставали.

Только всего один раз нам удалось провести ночь «по-царски». Мы ловко воспользовались прилавком, на котором днем обычно были разложены газеты, журналы, брошюры. Когда же в одиннадцатом часу вечера (мы ждали и следили за этим, не спуская глаз!) продавец, убрав всю литературу в шкаф, собрался домой, мы сразу же шмыгнули под прилавок и растянулись там. Правда, под прилавком было пыльно и грязно, но все же роскошно: нас не раздражал яркий электрический свет, который всю ночь горел на вокзале и прямо бил в глаза, никто не требовал, чтобы мы подвинулись, потеснились, никто не наступал нам ни на руки, ни на ноги. Словом, было хорошо.

Поблаженствовать под прилавком, однако, довелось нам всего один раз. В последующие вечера «спальные места» под прилавком неизменно ускользали от нас: их всегда занимал кто-либо другой.

11

Сколько раз мы ни меряли разбитое булыжное шоссе, ведущее от вокзала в город, сколько раз ни разговаривали с работниками Курского губпродкома, результат был всегда один и тот же: нам отвечали — нет и нет!

Казалось, все ясно. Тем не менее мы продолжали ходить в губпродком, серьезно думая, что каждый раз попадаем не к тем людям, к которым следовало бы, что, наверно, в губпродкоме есть другие работники, которые непременно помогут. В поисках этих других мы и продолжали свои хождения. Наконец попали к самому главному — председателю губпродкома. И тот сказал решительно и твердо:

— Ребята, ходите вы совершенно напрасно: нет у нас никакого хлеба. А если и появится, все равно мы не дадим вам ни пуда. Весь хлеб мы обязаны отправлять в центр: в городах люди голодают гораздо больше, чем в вашей деревне. Поймите, что выделить для вас губпродком ничего не может ни сейчас, ни после…