И мы на этот раз поняли: из Курска надо уезжать. Но куда? Возвращаться домой стыдно. Мы хоть и не обещали, что привезем хлеб, все же не избежать нам самых ядовитых насмешек и даже издевательств, если вернемся ни с чем. Поэтому мы с Филимоном и надумали податься в какую-либо другую губернию. А вот в какую именно, пока не договорились.
Мы так измотались, так измучились и от бесприютности, и от недоедания, и от недосыпания, что, выйдя из губпродкома, прямо на улице сели на что пришлось, не в силах добраться даже до своей «резиденции», до вокзала. Долго сидели молча. Потом я, как более знающий — так не раз называл меня Филимон, — сказал:
— Прежде чем ехать в другой город, надо обязательно отдохнуть, выспаться. Иначе не выдержим… — Сделав такое предварение, я продолжал: — В каждом губернском городе — и в Курске, конечно, тоже — есть гостиницы. Давай попробуем снять номер на одни сутки — это нас не разорит.
Филимон нашел мое предложение разумным, и мы пошли по гостиницам. Обошли все до одной (в Курске их было три или четыре), и всюду решительный, обескураживающий отказ:
— Ни одного свободного номера…
Из последней гостиницы мы вышли чуть не плача. От усталости ноги отказывались держать нас в буквальном смысле слова. И в полном изнеможении мы уселись у входа в гостиницу на невысоком каменном крыльце.
До захода солнца оставалось не более часа. Немного отдохнув, мы встали с крыльца: хочешь не хочешь, а надо идти на вокзал, больше некуда. Но тут Филимон заметил объявление, висевшее на стене справа от входных дверей гостиницы.
— Посмотри-ка, — сказал он с некоторой загадочностью.
Я подошел ближе и на большом белом листе бумаги прочел:
«Здесь, в комнате номер восемнадцать, помещается группа анархистов. Всех, интересующихся анархизмом, просим заходить».
— Ну и что? — обернулся я к Филимону.
— Как что? — отозвался тот. — Можно зайти к ним.
— А зачем заходить-то? Надеешься, что анархисты помогут тебе, как Андрею Босяку? Это напрасно. Ничем они нам не помогут. Да и Андрею помогли не они, не анархисты. Андрей что-то спутал, чего-то не понял.
— Ну а все-таки, давай зайдем, — настаивал Филимон.
— Зачем же, зачем?
— Ну просто так… Посмотрим, поинтересуемся, — не отставал мой спутник. — Сделай ради меня…
— Черт с тобой! — рассердился я. — Зайдем, коль уж так понадобилось…
И мы вернулись в гостиницу.
Номер, который занимала «группа анархистов», был заурядным номером провинциальной гостиницы. Меблировка его самая непритязательная: узкая железная кровать, наполовину загороженная ширмой; небольшой диванчик с точеными ножками; возле него овальной формы стол и у стола несколько венских стульев; на стене у самой двери рукомойник, а под ним табуретка со стоящим на ней эмалированным тазом.
Но прежде всего мне бросился в глаза довольно большой продолговатый стол, поставленный наискось в углу комнаты. На столе были разложены какие-то книжечки, брошюрки, листовки. За ним стояла молодая, лет тридцати, женщина, в обязанность которой входило, по-видимому, продавать эту не очень-то привлекательную литературу. Я почему-то сразу же решил, что это и есть хозяйка комнаты.
Возле стола собралась небольшая группа людей — человека четыре или пять. Они брали в руки книжечки и брошюрки, стоя перелистывали их и потом клали обратно. А покупать ничего не покупали.
Войдя в восемнадцатый номер и поздоровавшись со всеми общим поклоном, мы с Филимоном тоже направились к столу с литературой, стали перебирать книжечки и брошюрки, делая вид, что интересуемся…
Но вот хозяйка комнаты, обращаясь ко всем присутствующим, неожиданно сказала:
— Товарищи, на сегодня уже хватит: день кончается, и я прошу вас покинуть эту комнату… Надо же и мне отдохнуть.
Стоявшие у стола один за другим направились к выходу. В комнате осталась только хозяйка и с ней мужчина примерно ее возраста. Остались и мы с Филимоном.
Мужчина с некоторым удивлением взглянул на нас и, указывая на женщину, начал объяснять:
— Это моя жена. И я, и она живем здесь. А вы почему не ушли со всеми? Вам что-нибудь нужно?
Филимон подошел к нему вплотную и быстро-быстро стал рассказывать, кто мы такие, зачем приехали в Курск и какая постигла нас неудача.
Я стоял в некотором отдалении от говоривших и старался ни на кого не глядеть. Мне было мучительно стыдно…
Выслушав Филимона, мужчина сказал:
— Но при чем же здесь мы? Помочь вам ничем не можем…
— Я знаю, что не можете, — снова начал Филимон. — Разрешите хотя бы только пе-ереночевать у вас. — На слове «переночевать» Филимон почему-то заикнулся и едва выговорил его.
Наступило неловкое молчание. Муж и жена переглянулись. Они словно спрашивали друг у друга, как поступить. И жена сказала:
— Ну что ж, переночевать, пожалуй, можно… Но где же вы ляжете? Кровать у нас одна, на ней спим мы с мужем. А на этом диванчике вряд ли вы поместитесь.