На Ельнинской земле

— Отправить наложенным платежом? — переспросил член комитета. — Что ж, это, пожалуй, возможно. Но возможно только в том случае, если будет что отправлять. Вы, наверно, видели, сколько людей приехало к нам из вашей губернии. И все за хлебом. За пять или шесть вагонов деньги уже внесены. А в последующие дни могут приехать другие уполномоченные — тоже с деньгами. Они тоже оплатят отправляемый хлеб. И на вашу долю, таким образом, ничего не останется. Тем более, — продолжал член комитета, — что для отдельных деревень мы можем дать не более десяти вагонов. Остальные же двадцать пять пойдут в адрес Смоленского губпродкома.

После этого разговора я с грустью записал в свою записную книжку: «Мы в Ростове. Хлеб есть, а денег нет. Как тут быть?..»

Вначале мы с Филимоном пытались занять десять тысяч рублей. Дело в том, что иные уполномоченные рассчитывали, что можно получить не один вагон, а два, и денег они привезли много. Но больше одного вагона никому не давали. Поэтому деньги оказались неиспользованными. Вот их-то мы и хотели взять в долг. Но нам никто не одолжил не только десяти тысяч, но, вероятно, не одолжил бы и десяти рублей. Оставалось одно: ждать и надеяться, что и на нашу долю вагон как-нибудь все же останется. Тем более и ждать-то недолго — всего три дня.

И мы ждали. Поселились, как и в. Курске, на вокзале. Питались хлебом, который иногда можно было купить с рук на базаре. Каждое утро наведывались в продовольственный комитет:

— Не пришла ли баржа?

Но баржа не пришла ни на третий, ни на четвертый, ни на пятый день. Не пришла и через неделю.

— Должна прийти, — уверяли в продовольственном комитете. — Где-то задержалась. Но придет, обязательно придет.

Но ждать вдвоем мы уже никак не могли: денег оставалось мало, мы хорошо понимали, что их хватит ненадолго, если один из нас не уедет, и притом как можно скорей.

Решили, что ехать должен я. Все же я был учителем, и меня ждали ученики. Наталья Сергеевна согласилась заниматься с ними дней десять, а прошло уже почти двадцать. Да на обратную дорогу еще дней пять, а то и все семь. Нет, надо уезжать сейчас же — тогда я успею хоть к закрытию школы на летние каникулы.

Надо сказать, что к подобному выводу пришли и другие группы ходоков-уполномоченных: оставляли в Ростове одного представителя, остальные должны были уезжать, чтобы, как они сами говорили, «не проедаться понапрасну».

Всего нас, собравшихся уезжать, было человек десять-одиннадцать. Но когда мы сошлись на вокзале, нас словно обухом по голове ударили, объявив, что обратный путь отрезан, в Новочеркасске Советская власть свергнута и город в руках белоказаков.

— А как же все-таки уехать? — расспрашивали мы железнодорожников.

Те отвечали:

— Для вас остался только один путь: из Ростова на юг — до узловой станции Кавказская. А оттуда есть дорога на Царицын, вот по ней и отправитесь…

Все это нам показалось диким и неприемлемым. Как это так: чтобы попасть домой, надо, оказывается, уехать от дома еще дальше! Да нет, не может этого быть! Наверно, есть какой-либо другой выход…

Станция Кавказская пугала нас еще и потому, что мы хорошо знали, как невероятно трудно было тогда ездить на поездах. И казалось, что если заедешь куда-то дальше Ростова, то оттуда уже и совсем не выберешься.

— Вот что, ребята, — неожиданно сказал один из собравшихся ехать, по фамилии, кажется, Смирнов. Он за свою жизнь побывал, видимо, во многих местах и знал такое, чего другие не знали. — Я предлагаю сейчас же пойти на пристань: если нельзя на поезде, уедем на пароходе или на барже какой. Доплывем куда следует, а там и на поезд пересядем. Ведь пароходы-то по реке Дону ходят, сам это видел…

Я усомнился в возможности такой поездки.

— Ведь река Дон, — сказал я, — проходит совсем недалеко от Новочеркасска, а там нас могут задержать и не пустить дальше.

— Задержать? — с некоторой иронией переспросил Смирнов. — Да на что же мы им, этим казакам? Мы — мужики, приезжали за хлебом, а теперь возвращаемся домой. Кому какое дело до этого, зачем нас задерживать? А река Дон, — добавил Смирнов уже как бы специально для меня, — далеко от Новочеркасска… Да вот пойдем на пристань, там все и выясним.

День был воскресный, в продовольственном комитете все закрыто, идти туда незачем. Поэтому на пристани собрались все — и те, что уезжали, и те, что оставались.

Пробыли мы на пристани почти до захода солнца. Сменяя друг друга, стояли в длинной очереди, ждали, когда откроется билетная касса. И все, кого мы ни спрашивали, уверяли, что пароходы вверх по Дону ходят, что и сегодня пароход должен пойти обязательно.

Но час проходил за часом, а касса не открывалась. И никто не мог объяснить почему: то ли потому, что сегодня нет парохода, то ли потому, что сообщение пароходное вообще прекратилось.

Народ, однако, продолжал ждать. И только к вечеру люди мало-помалу стали расходиться.

Наш Смирнов, который стал уже как бы вожаком всей группы, сказал: