На Ельнинской земле

Я довольно часто — то в одиночку, то в составе какой-либо группы — ездил в деревню, точнее, не ездил, а ходил пешком, потому что ездить было не на чем. Тогда проводилось много всевозможных кампаний, и я принимал участие почти в каждой из них. Проводилась, например (и не один раз), «Неделя помощи фронту». Смысл ее заключался главным образом в том, чтобы собрать для бойцов Красной Армии как можно больше носильных вещей — лучше всего теплых. Ездил я в одну из волостей для проведения «Дня помощи детям». Участвовал в работе комиссий, которые время от времени создавались по тому или иному поводу. Было и многое другое.

А незадолго до поездки в Москву за бумагой меня во главе группы из трех человек послали в командировку в Арнишицкую волость.

Вряд ли стоит еще раз повторять, что шла гражданская война, что Советская Россия находилась в огненном кольце, которое сжималось все больше и больше. Красная Армия героически сражалась как с внутренней контрреволюцией, так и с бесчисленными иностранными интервентами, ставившими своей целью задушить молодую Республику Советов, поработить ее народы. И Красной Армии ежедневно, ежечасно нужны были все новые и новые силы, новые подкрепления.

Между тем почти во всех деревнях уезда преспокойно жили военнообязанные: одни из них дезертировали из армии, а другие не явились в военкомат, который должен был направить их в армию.

В нашу задачу входило описать имущество (главным образом скот: лошадей, коров, овец, свиней), принадлежащее семьям дезертиров, и предупредить эти семьи, что если в течение определенного срока дезертиры не явятся в военкомат, то имущество будет конфисковано.

Поручение, данное нашей тройке, как, впрочем, и остальным аналогичным тройкам, отправившимся в другие волости, было не только не легким, но и небезопасным: дезертиры могли сделать с нами что угодно.

Однако же мы отправились. Кроме меня, в тройку входили два моих ровесника: Жорж Селезнев (именно так звали его все, хотя настоящее его имя — Егор) и Николай Лопатин. Оба служили в запасном полку, стоявшем в Ельне: Жорж — по писарской части, а Николай — по культурно-просветительной.

До станции Павлиново мы доехали на поезде, а там верст двадцать — двадцать пять предстояло преодолеть пешком.

Спрашивать дорогу до села Арнишицы совсем не требовалось: ее показывали телефонные столбы, начинавшиеся в Павлинове и через Арнишицы доходившие до деревни Купавня, Арнишицкой волости.

Еще до начала первой мировой войны, когда телефона не было даже в уездном центре, а в деревне вообще не знали, что это за штука такая, телефонную линию Павлиново — Купавня соорудил на свои средства и для своих собственных нужд некий Саарек — мельник и владелец предприятия, вырабатывавшего мельничные жернова. Предприятие это (или, может статься, его филиал) находилось в Павлинове, и называлось оно «Трансвааль». Сам же Саарек жил в Купавне, где у него была водяная мельница. Для повседневной связи со станцией Павлиново Саарек и построил специальную телефонную линию.

Именно об этом Саареке писатель Константин Александрович Федин написал в двадцатых годах свою знаменитую повесть «Трансвааль».

Правда, у К. А. Федина изменена фамилия: у него действует в повести не Саарек, а Сваакер. Все остальное дано в повести таким, каким оно было на самом деле.

С обширнейшим материалом, с многочисленными рассказами о Саареке Константин Александрович познакомился однажды летом (это было в первой половине двадцатых годов), когда он жил у И. С. Соколова-Микитова в селе Кислове Дорогобужского уезда.

Саарека и всю его деятельность хорошо знал М. И. Погодин. Он очень хвалил повесть «Трансвааль», но все же сожалел, что писатель использовал лишь небольшую часть материала: о Саареке можно было написать раз в пять больше, ничего при этом не выдумывая.

Повесть «Трансвааль» сильно задела и самого Саарека, и он очень своеобразно реагировал на нее, о чем я, хотя бы коротко, скажу дальше…

Но все это произошло несколькими годами позже. А в ту пору, когда мы шагали в Арнишицы, ориентируясь по телефонным столбам, о Саареке я знал не так уж много, но кое-что все-таки знал.

В Арнишицах мы поселились в волисполкоме. Спали на канцелярских столах. Питались тем скудным пайком, что получили из военкомата. Пополнить свои мизерные продовольственные запасы на месте мы даже не пытались: Арнишицкая волость считалась чуть ли не самой голодной в уезде. От прошлогоднего — весьма низкого — урожая давно уже ничего не осталось, а новый еще не созрел, и люди ели что попало. Кроме того, наша миссия — с точки зрения тогдашнего мужика — вряд ли могла расцениваться положительно: что же, мол, тут хорошего, когда описывают имущество да еще грозятся и конфисковать его. Так что рассчитывать на сочувствие населения мы никак не могли.

Откровенно говоря, каждому из нас было страшновато ходить в одиночку по совершенно незнакомым деревням. Но иначе никак не получалось. Ведь если бы мы в каждую деревню ходили все вместе, то для выполнения порученной нам работы потребовалось бы слишком много времени.