На языке врага: стихи о войне и мире

Я извлечен из квадратного корня воды,взвешен и признан здоровым, съедобным ребенком,и дозреваю в предчувствии близкой беды —на папиросной бумаге, плавая в воздухе тонком.Кто я – потомственный овощ, фруктовый приплод,жертвенный камень, подброшенный в твой огород,смазанный нефтью поэзии нечет и чет,даже сквозь памперсы – время течет и течет.Кто я – озимое яблоко, поздний ранет,белокочанный, до крови, расквашенный свет,смалец густеющий или кошерный свинец,вострый младенец, похожий на меч-кладенец?

Киммерия

Заслезилась щепка в дверном глазке:не сморгнуть, не выплеснуть с байстрюком,

из ключа, висящего на брелке —отхлебнешь и ржавым заешь замком.Покачнется кокон – пустой овал,и под утро выпадет первый гвоздь:я так долго двери не открывал,что забыл о них и гулял насквозь.Рукописный пепел к шайтан-башкеи звезда – окалиной на виске,не найдешь коктебельский песок в носке —набери в поисковике.

Жуки

Прилетели они и взошли на порог —мужуки в сапогах из сафьяна:жук – пятнистый олень, жук – ночной носорог,очарованный жук – обезьяна.

И смотрели они в дальний угол избы,где висел под стеклом, у лампады —странный жук – Иисус, жук – печальной судьбы, —а другой и не надо награды.Что есть истина, если источник пропащ,рукомойник наполнен землицей,снимет жук-прокуратор хитиновый плащ,потому, что эквит – не патриций.На могильных крестах проступает кора,и мессия подобен рекламе,человек-человек, расставаться пора —со своими жуками-жуками.

«Вдоль забора обвисшая рабица…»

Вдоль забора обвисшая рабица —автостоп для летающих рыб,

Пушкин нравится или не нравится —под коньяк разобраться могли б.Безутешное будет старание:и звезда – обрастает паршой,что поэзия, что умирание —это бизнес, увы, небольшой.Бесконечная тема облизанаязыком керосиновых ламп,так любовь начинается сызнова,и еще, и еще Мандельштамп.Не щадя ни пространства, ни посоха,то ползком, то на хряке верхом,выжимаешь просодию досуха —и верлибром, и белым стихом.Чья-то ненависть в пятнах пергамента —

вспыхнет вечнозеленой строкой:это страшный вопрос темперамента,а поэзии – нет. Никакой.

«Вот дождь идет и вскоре станет ливнем…»

Вот дождь идет и вскоре станет ливнем,наверняка завидует емубезногий мальчик в кресле инвалидном,в небесную глядящий бахрому.А может быть, ему и ливня мало,нет зависти, а только – боль и страх,и автор врет, как это с ним бывалопод рюмочку в лирических стихах.Вот отвернешься, и речной вокзальчиктебя укроет от иной воды,и думаешь: а все же, был ли мальчик,а мальчик думает: а все же, был ли ты?