На языке врага: стихи о войне и мире

Как поет фонтан сквозь терновник зноя:(пенье + терновник = терпенье)вот и ты, учись ремеслу изгоя —по оттенкам складывать оперенье,вырезать гудение из лазури,чтоб услышать зрение потайное —это бьется шершень в тигровой шкурео стекло-стекло (угадал – двойное),

и вершат ночные свои обряды,примеряя траурные обновки:совки, цинтии, шелкопряды,листовертки (а где огнёвки?).и янтарным запахом канифоли,изнутри окутаны все детали —это словом-оловом-поневоленам с тобой бессмертие припаяли.

«Всех суффиксов лишена, цветет на костях природа…»

Всех суффиксов лишена, цветет на костях природа,и только лишь тишина не требует перевода,добро получить – свое, трофейное зло – не надо,проглатываешь ее, как будто смолу из яда.Восходит уроборос, чумная звезда-обида,проснется строитель грез, читающий Майна Рида,и сразу поймете вы, тоскуя в краю скалистом,что всадник без головы – был геем и пацифистом.

Шериф его называл безбашенным сердцеедом,восходит другой овал и третий восходит следом,он бил себя по щекам перчаткою, для примера,втолковывал мужикам о позе «миссионера».

«Прости меня: я – однолюб, как мексиканский ледоруб…»

Прости меня: я – однолюб, как мексиканский ледоруб,которым Троцкого убили, ведь Троцкий был еврей-инкуб,прости за твой коктейльный лед, когда надменные тевтоны,от страха сжав свои батоны, под Чудским озером легли,

ох, если б мы понять могли, накрытые одной жаровней:на свете нет меня виновней, на свете нет меня виновней,меня расплавили, сожгли, исчислили на килотонны.За то, что этот день не прожит, как левантийское кино,мою любовь прочтут, размножат, свезут на рынок в Люблинокитайцы – дети Поднебесной, крышующие мелкий сбыт,о чем молчит сверчок над бездной, когда его шесток – забыт?

«Комары на Байкале – размером с цыпленка…»

моим иркутским друзьям