На краю государевой земли

Дружинка обозлился и набросился на него с кулаками: «Где ты шлялся, паршивый пёс!» — сшиб его с ног и стал топтать сапогами.

В юрте поднялся шум, и началась очередная свалка. Щепотка тут же выбежал из юрты, чтобы разыскать Якова; тот снова ушёл куда-то. Но он не нашёл его, притащил в катагар Лучку.

— Да не бей ты его! — заорал Лучка на подьячего и стал отнимать у него Фильку.

— Мой человек, что хочу — то и делаю! — зашёлся в крике Дружинка, сообразив только сейчас, что поднося хану свои дары, он не получит и того, что они стоили, и оказался в убытке... «Хан, этот нищий и жадный хан ограбил его!» — с обидой засело у него...

Филька же, прикрывая руками голову, завопил, что Яков ходил к роженице, дворовая баба Чечен-хатун чуть не умерла от родов: «Яковлево питие помогло!.. Только и помогло!.. Только и помогло!» — повторял он как заведённый...

И это, что его холоп выгораживает Якова, ещё сильнее обозлило Дружинку. Яков, оказывается, прикормил не только «мугалов», но и его холопов, того же Фильку, который глядит ему в рот...

Как раз в этот момент в юрте появился Яков. Он кинулся к Дружинке и перехватил его руку с плёткой: «Убьёшь ведь! Чем малый-то провинился?!»

— Ты приворожил! Против меня людей моих ставишь!

— Дурак ты, Дружинка, а ещё лезешь в дьяки!

— Я всё в статейном отпишу, что ты шертью не радел! Потакал мугальским! Не лекарить прислан!

— А ты, ты! Я говорил тебе, напиши статейный, как шертовали люди Алтын-хана за него! Что делается тут, сам ведаешь! А что останется бумага — продадим на хвосты, государю в прибыток!

— Ты мне не указ: писать мне статейный или нет!

— А-а! — протянул Яков, догадавшись почему тот не пишет статейный. — Продал, продал бумагу! Три «хвоста» за лист, говорил, дают! Так сколько же ты «хвостов» наворовал?!.. Всю распродал для своей бездельной корысти!

— Это ты мечтовником пришёл сюда! Расстригин мечтовник! Расстрига ожил и тебя сюда послал, мать твою! За опалу ведь, за опалу тут!

Полякам, Расстригиным полякам норовил!.. Кутухту прикормил и моих холопов прельстил!

— Не от Расстриги послан, а от государя Михаила Фёдоровича! — непонятно почему-то стал отпираться Яков от нахрапистых обвинений подьячего. — Дружинка, ты как «Чокнутый»!

— Да, да! Это ты сам племянник Карпушки!

— Лучка, казаки, слушайте, слушайте его речи! — подскочил Яков к казакам. — Потом в Томском князю Никите скажете! Чтобы он держал там ответ!

Он уже был и не рад, что согласился идти сюда с Огарковым. А ещё угораздило его припугнуть того по дороге. Словом-то его, оказывается, не возьмёшь. Побить только, да так, чтобы проучить раз и навсегда. Он намекнул как-то об этом казакам, и те, улучив момент, побили подьячего, накрыв его кошмой, чтобы не видел кто бьёт... Но и это не пошло впрок тому.

Тимошка Серебреник, пожилой и степенный казак, покачал головой.

— От того Расстриги земля русская гибла. И тебе бы, Дружинка, от таких слов не запираться перед воеводой...

Дружинка опомнился, сообразив, что наговорил лишнего, закрутил глазами по сторонам, натыкаясь на враждебные взгляды казаков.

— Да то я называл матерь Семкину! — подскочил он к Щепотке и заюлил около него.

Щепотка отстранился от него, подозрительно глядя на его подобострастно заблестевшую физиономию: «У меня матка не умирала, за Камнем живёт! И в расстригах не хаживала!»

— Мугальская, я говорю, мать твою, Щепотка, расстрига!

— Да нет у меня в мугалах матери расстриги! — возмутился Щепотка, сбитый с толку, не понимая, о чём говорит подьячий.

Дружинка махнул рукой, бросил безнадёжного казака и метнулся к Тухачевскому: «А ты что: за государево дело тут стараешься, от чистого сердца?! Ха-ха-ха! — расхохотался он ему в лицо. — Казаки, не верьте ему!.. Он за вашу службу, за ваши тяготы, хочет, чтобы государь снял опалу с него, вернул в Москву!»

Яков позеленел: подьячий угодил точно в цель, в его тайные думы. Уж как он догадался о том, сам бог то ведает, но попал... И он заметил, что казаки как-то странно зашевелились, стараясь не глядеть на него. Они шли сюда, терпели нужду, холод и голод, когда он уверял их, что они делают то для государя, для «Рассей»... А вот оказывается «Рассея»-то у них разная: у него там, в Москве, при государе близко, а у них здесь... Да-а, здорово подпортил Дружинка ему напоследок дружбу с казаками.

* * *

Отпуская Тухачевского от себя, Алтын-хан поднёс дань государю и одарил всех посольских. От хана Яков получил коня со сбруей и седлом, баранью шубу, наручи, шапку на рысьем меху и улусную девку со всей одежонкой. Такие же дары поднесла ему Чечен-хатун, да ещё в придачу дала сапоги, красную лисицу и кота макуйли, точно такого же, как был у Евсейки, непутёвого человека. Дружинка, получив, как и ожидал, намного меньше того, что подносил хану, взбесился и велел холопам отбить от катагара подаренного ему коня, тут же продал кому-то и свою девку, стал ругать хана и хатун. Тогда табуны прислали ему двух коней и растолковали толмачу, что если бы он был не от великого государя, то быть бы ему на «размычке».

— Такого плута мы ещё не видывали! — возмущались улусники...